Как бы там ни было, дело свое Катбад несомненно знал.Для того, судя по всему, подобный факт тоже не был большим откровением.— Ну что, разве не прекрасно вышло? — самодовольно заметил он, опускаясь на место рядом с Ши. — А вот ты — ты сумел бы явить что-нибудь из волшебства своего чужеземного, что хоть бы вровень стояло?Ши призадумался. Не показать ли старому чудаку небольшой демонстрационный опыт из области симпатической магии? Вреда от этого особого не будет, а заодно и поддержит его репутацию. Он торжественно провозгласил:— Придвинь свою чашу поближе к моей и внемли!Посредством волшебства он собирался объединить сосуды таким образом, чтобы всякий раз, когда ему вздумается отхлебнуть из своей кружки, вино убавлялось не у него, а у Катбада. Оставалось только подобрать подходящую основу для заклинания, но в тот момент, как назло, у него в голове намертво застрял один только ведьминский припев «Множьтесь, горе и беда — пламя ввысь, варись, бурда!» из «Макбета». Его он в итоге и пробормотал почти про себя, делая пассы, которым обучился в Царстве Фей.Покончив с заклинанием, он объявил, подхватывая свою кружку и поднося ее к губам:— А теперь смотрите! Пш-ш!Из чаши Катбада, словно в ней был упрятан пожарный брандспойт, вылетел настоящий винный гейзер, который, едва не достигнув потолка, рассыпался на множество блестящих капелек. Спасаясь от непредвиденного душа, сидящие во главе стола гости повскакали со своих мест. Реакция у Катбада оказалась отменной: моментально ухватившись за свой посох, он рассек им тугую струю вина, громко выкликая что-то неразборчивое. В ту же секунду фонтан иссяк, а рабыня бросилась вытирать залитый вином стол.Кухулин молвил:— Прекрасное волшебство, Мак-Ши, и мне очень приятно, что общество наше почтил вниманием друид столь выдающийся. Но надеюсь, не было целью твоей лишь на посмешище нас выставить?При этом в его голосе явственно прозвучали угрожающие нотки.— Нисколько, — отозвался Ши, который вследствие подобного эффекта собственного колдовства и сам впал в некоторый ступор. — Я просто...Остального присутствующие, по счастью, так и не расслышали, поскольку откуда-то со двора донесся громкий плаксивый вой, от которого буквально кровь стыла в жилах. Ши дико завертел головой по сторонам, чувствуя, что ситуация каким-то образом выходит из-под контроля. Кухулин лишь привычно отмахнулся:— Советую попросту не обращать внимания! Это всего лишь Уат, ибо луна достигла главной фазы своей.— Нич-чего не понимаю! — растерянно пролепетал Ши.— Девы ульстерские не слишком-то хороши Уату показались, и ничего лучше не выдумал он, как в Коннахт стопы свои направить — к дочери Оллгойта-друида свататься. А Оллгойту сему, надобно сказать, никак не можно любезность да манеры обходительные в число добродетелей своих зачислить. Только и твердил он надменно, что никому из уладов вовек его дочери не видать, а когда стал настаивать Уат, наложил он гейс на Уата, от коего при луне полной воет он теперь на нее всю ночь напролет — а заодно и гейс на дочь свою, отчего воя оного она более не приемлет. Ежели интересно тебе мнение мое о сем происшествии, то башку Оллгойта этого давно уж пора приспела пристроить на месте почетном!С этими словами Кухулин многозначительно оглядел свою коллекцию.Малость оправившись от первоначального испуга, Ши сказал:— И все равно я ничего не понимаю. Если на кого-то можно наложить гейс, то почему нельзя с таким же успехом снять его?Кухулин помрачнел, Катбад смутился, а Лойга попросту прошиб смех.— Коли вверг ты Катбада в печаль, а наш дорогой Кухук чересчур уж вежлив, чтоб материи сии обсуждать прилюдно, придется, видать, мне самому факт признать неприятный! Знай же, что оный Оллгойт — друид столь редкостный, что никому не под силу снять чары, что он наложил, а равно как и чары такие наложить, кои он был бы снять не способен.Со двора опять донесся вой Уата. Кухулин доверительно склонился к Бельфебе:— Не слишком ли беспокоит он тебя, дорогая? В силах моих удалить его — или же, по желанью твоему, только лишь часть его верхнюю!По мере того как постепенно пустели блюда и тарелки, Ши заметил, что Кухулин, поглотив несметное количество вина, стал обращаться исключительно к одной Бельфебе. Правда, выпитое вроде не оказало особого действия на героя, если не считать возросшей интенсивности его мрачноватых любезностей. Но когда на столе уже ничего не осталось, он последний раз поднес кубок к губам, осушив его до дна, поглядел через стол на Бельфебу и многозначительно мотнул головой.Ши немедля вскочил, обежал вокруг стола и положил ей руку на плечо. Уголком глаза он заметил, что Пит Бродский тоже поднялся со своего места. На лице Кухулина появилась едва заметная улыбочка.— Прошу искренне простить за неудобства, мною причиняемые, — проговорил он, — но нисколь не противно сие обычаю и оспорено быть не может. Так что, Бельфеба, дорогая, не соблаговолишь ли проследовать в покои мои?Поднявшись, он направился к Бельфебе, которая тоже вскочила и попятилась. Ши сделал попытку вклиниться между ними, безуспешно силясь выдумать некие чары, способные остановить весь этот кошмар. К этому моменту на ногах оказались уже все до единого, и среди желающих бесплатно полюбоваться нежданным спектаклем даже возникла легкая давка.— Ужель удумал ты супротив самого меня пойти, дорогой мой Мак-Ши? — вкрадчиво поинтересовался Кухулин.Голос его звучал по-прежнему мягко, но в том, с какой четкой расстановкой он произносил слова, крылись жесткость и злоба, и Ши вдруг осознал, что перед ним человек с мечом. На дворе жалобно завыл Уат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28