Подозрительный субъект, краем глаза наблюдавший за этими маневрами, злобно ухмыльнулся, сверкнув фальшивым золотом коронок. Металла во рту у Прыща было навалом: его зубы начали портиться еще в начальной школе, а к двадцати годам их можно было пересчитать по пальцам.Мотовоз наконец тронулся, огласив окрестности сиплым свистком. Мимо поплыли набившие оскомину пейзажи – высокие песчаные откосы, из которых торчали кривые узловатые корни огромных мачтовых сосен, болотистые низины, заросшие высоченными, как радиовышки, идеально ровными по всей длине березами, какие-то буреломы, голые осиновые рощи и прочая художественная чепуха, на которую Прыщ не обращал никакого внимания – на пейзажи ему было плевать, он соскучился по сутолоке городских улиц, огням витрин и толчее общественного транспорта, из которой сноровистый человек никогда не уйдет без добычи.Дорога отняла меньше получаса. Затем мотовоз остановился в лощине между двумя песчаными откосами. Здесь тоже не было перрона, а из строений пассажиры могли полюбоваться разве что расположившимися на вершине круглого лысого холма пятнистыми вагончиками, над которыми вращались похожие на бумеранги решетчатые антенны радаров.Офицеры собрали карты и двинулись к выходу.Прыщ посидел еще несколько секунд, давая им уйти подальше, закурил предпоследнюю папиросу и неторопливо выбрался из вагона на невысокую насыпь.Из первого вагона шумно выгружали свои баулы тетка в шляпе и ее сопливый воин. Прыщ не отказал себе в удовольствии неторопливо пройти мимо них, дымя зажатой в зубах папироской и глубоко засунув руки в карманы брюк, за что был вознагражден агрессивным взглядом интеллигентной дамы. Он хотел было добить ее, предложив свою помощь, но воздержался: истеричка в шляпе могла затеять скандал, который непременно закончился бы в отделении милиции.Имея в кармане вместо паспорта справку об освобождении, на которой еще не до конца высохли чернила, ввязываться в скандалы, пожалуй, не стоило.Прыщ выбрался из оврага по полуразрушенной деревянной лестнице, прошел метров двести по тропинке и оказался в переулке, который вывел его на окраину микрорайона, населенного исключительно военнослужащими и носившего весьма символическое название Дубки. Выложенная торчавшими вкривь и вкось бетонными плитами дорожка привела его к троллейбусной остановке. Напротив остановки располагался окруженный кирпичным забором военный госпиталь. Возле КПП какой-то симулянт в синей госпитальной пижаме с коричневым воротником и такими же манжетами любезничал с одетой в красное пальтишко крашеной соплячкой лет семнадцати. Прыщ завистливо шмыгнул носом, утерся рукавом телогрейки и утешил себя тем, что у него все впереди.Вскоре к остановке подошел полупустой троллейбус, на котором Прыщ за каких-нибудь двадцать минут добрался до центра. Он еще немного прогулялся пешком, сторонясь мелькавших в отдалении серых мундиров, и подошел к знакомому подъезду как раз в тот момент, когда его последняя папироса догорела до самого мундштука. Бросив окурок в лужу, он подумал о том, что станет делать, если Кеши не окажется дома. Больше идти было некуда, а подельник, вину которого Прыщ три года назад взял на себя, мог предусмотрительно сменить адрес. Сам Василий Манохин на месте своего приятеля поступил бы именно так, чтобы избежать ненужных сложностей. Конечно, все три года Кеша исправно слал ему посылки и правдами и не правдами передавал мелкие суммы на карманные расходы, но мечтать о том, что тот сохранил долю Прыща в неприкосновенности, было просто глупо. Да и какая там, к черту, была доля? Одни слезы…Дверь квартиры, как и три года назад, была обита рваной, протершейся до дыр рыжей клеенкой, из прорех торчали клочья грязной ваты. Вечно испорченная, вихляющаяся под пальцем кнопка звонка, которую помнил Прыщ, теперь отсутствовала начисто, половичка под дверью, как всегда, не было. Манохин занес руку, чтобы постучать, но передумал и наудачу толкнул дверь. Та неожиданно легко распахнулась, и Прыщ удовлетворенно ухмыльнулся: значит, Кеша был дома и к тому же в очередной раз погавкался со своей шалавой. Кешина шалава, раскосая Марьянка, терпеть не могла Прыща, и он отвечал ей тем же, так что ее отсутствие его ничуть не опечалило. В том, что Марьянки нет дома, можно было не сомневаться: уж она-то наверняка не забыла бы запереть дверь.Из открытой двери на Манохина густо пахнуло застоявшимся табачным дымом и кислой вонью старого водочного перегара, к которой примешивался запах грязных мужских носков. Вдыхая этот до слез знакомый аромат, Прыщ без звука прикрыл за собой дверь и осторожно двинулся по захламленному коридору в сторону кухни. Судя по состоянию квартиры, Кеша так и не выбился в люди. Прыщ снова ухмыльнулся: ничего другого он и не ожидал. Было бы странно, если бы за эти три года Кеша ухитрился разбогатеть.На кухне он увидел то, что и ожидал увидеть: лохматый и ссутуленный Кеша в растянутом рваном свитере спиной к дверям сидел за заставленным грязной посудой столом, посреди которого красовалась наполовину опорожненная бутылка водки. Приглядевшись повнимательнее, Прыщ с удивлением понял, что Кеша вовсе не пьет – вернее, не только пьет. Посуда была небрежно сдвинута к дальнему краю стола, а на очистившемся месте прямо перед Кешей валялись какие-то гвозди, мотки проволоки, куски резины и дерева.Острые Кешины лопатки совершали под свитером сложные ритмичные движения, над плечом время от времени поднимались густые клубы табачного дыма, Кеша что-то мастерил, и это было так непривычно, что Манохину даже захотелось протереть глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16