И даже о срочной службе на благо партии родной. Ну и что? Ну и пусть он служил в этой части под номером 32624, которую в начале девяностых расформировали за ненадобностью. Дальше-то что? Пусть запросят военкомат. Что им скажут товарищи военкомы? Что да, был, дескать, такой братан Сашка Лузин – гений электрических цепей, сумевший околпачить семь сотен офицеров и прапорщиков, работающих на девяти сооружениях технической территории – являющих собой разветвленную, но не стыкующуюся меж собой систему подземных лабораторий и мини-заводиков, производящих бог знает что. Да ни шиша. Не скажут. Или что имелся в природе и во второй роте некий придурок Коля Зыбин, отставной козы барабанщик, вечный дневальный и пацан для избиения, которому однажды осточертело быть битым и восхотелось «уважать себя заставить»? О том, как после очередного наставления на путь он в каптерке разбил голову малой саперной лопаткой (их покрасили, они лежали и сохли) одному из обидчиков, а другому пытался перерезать горло штык-ножом, да не преуспел, потому что качество у ножа было предельно «совковое»? О том как потом – опаньки! – махнул с лопаткой через забор, и его два дня по всему краю искал караульный батальон, да так и не нашел (зато земляники объелись)? О том, что лишь по малой нужде (или по крупной? по малой вроде в овраг не надо), следуя в арьергарде дозора, Туманов спустился в эту пасть земли под боком у части и обнаружил вырытую малой лопаткой нору, изрыгающую вой и стенания. А в дальнейшем извлек из нее и Колю с кровоточащим от укусов лицом – сходящего с ума, но упорно не желающего возвращаться на службу? Да ни за что. Обладай они даже уникальными связями и способностями, а такую информацию из большого желания не обретешь. Так что передых. Тепловизор через землю не проницает. Собаки после дождя бетонку не пронюхают. А возьмут ли примятую траву за бетонкой – дело туманное. Но в любом случае пока не убедятся в их отсутствии на техтерритории, все силы на тайгу не бросят. Так что курим, братцы. Хоть и бросили.
Дождь усилился. Упругие капли молотили по дну оврага. Дышать стало нечем – припертая ко входу коряга пропускала самый мизер. Он протянул руку, отодвинул сучковатое дерево. Полегчало, рука, неуклюже найдя карман, потянулась за зажигалкой: боевым трофеем от убиенного. Пучок пламени осветил низкую нору. На Туманова взирали гаснущие глаза жалкого существа, скрюченного эмбрионом. Мокрые листья укрывали ее с головы до ног. Она была похожа на какое-то великовозрастное чудо, найденное в капусте.
– Как тебя звать, чудо? – спросил он.
– Дина, – прошептала она. – Это такая величина из физики… Единица силы. Одна стотысячная ньютона, кажется… Очень слабая сила.
– А меня… – начал было он.
– А тебя Туманов, – отрезала она. – Человек без имени.
– Ладно. У тебя, кстати, нюшка грязная, – сказал он. – Выйдешь, не забудь помыть.
– А у тебя кровь на рубашке, – парировала она. – И сам не лучше.
– Ладно, спи, – разозлился он. – Не хочу я с тобой трепаться. Навязалась на мою шею…
Но ее уже несло:
– Брился? Порезался? Подрался? Откуда кровища?
– Дура, – ругнулся он. – Из человека, вестимо. Я охраннику электрод в горло сунул. Со злостью и маниакально. Юшка и брызнула на рубашку. Я снял с него и надел – а что? «Ариэля» под рукой не было.
Наступило безмолвие. Он пожалел о своих словах. Убрал зажигалку и, кряхтя, отвернулся к дыре. Стал смотреть, как капли дождя лупят по сочным лопухам. Лежать было страшно неудобно – колени упирались в стену, глина сыпалась в ботинки. Коле Зыбину – задохлику – оно, может, и спалось, но вдвоем, в дичайшей обстановочке… М-да уж.
Через какое-то время он из любопытства повернулся и осветил скоряченную фигурку, вжатую в сырую глину. Она спала. На измученной мордашке высыхали слезы, губы дрожали, совершая судорожные вздохи. Слава богу. Успокоенный, он закрыл глаза. С такими неуравновешками лучше не общаться. Он помнил вчерашний вечер. Его вели из памятной «шестерки», он еле волочил ноги, а эта фифа на соседней дорожке при всем честном народе давала представление. Бросалась моськой на охранника, молотила его кулачками, материлась, как девка уличная. Когда «серый» обрубил ее шокером, Туманов даже испытал облегчение – продлись «очарование», и конвоир отвязался бы на ней по всей программе. И что бы от нее тогда осталось?
Дождь пошел на спад. Он чертыхнулся – худо дело. После дождя оклемается гнус и задаст им жару. Пусть его и не изобилие в этих краях, но все же он есть. Туманов уперся пяткой в глину, протащил себя через дыру, осторожно вытянул голову. Мир закачался… Природа жила своей жизнью. Вершины сосен плыли под напором ветра. Сквозь кисею белесой дымки проступал мутный круг солнца, уходящий на закат. А с востока, на смену сплошной затянутости брели белокурые барашки, похожие на глубокую морскую рябь.
Он влез обратно, придвинул «затычку» и законопатил лопухами самые крупные бреши. Ничего. Если дышать через раз, до утра просипят. А там комарье схлынет, распогодится. Он закрыл глаза и, ни о чем не думая, уснул. Но через мгновение проснулся – от стрекота вертолета. Поднес к глазам циферблат. Обе фосфорные стрелки торчали в районе двенадцати. Ночь на дворе. Хороши мгновения. Свистят они, однако. Прислушался. Динка отрывисто сопела. Стрекот вертолета не унимался. Аппарат барражировал где-то неподалеку – над участком леса южнее войсковой части. То удалялся на юг, то приближался. Трещал с надрывом, злостью. Ясное дело – прощупывают тайгу тепловизором – а ну, кто тут тепленький? Иначе чего летали бы в кромешной тьме?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100