— Этот фильм был снят еще в сороковые, — объяснил Бронзини, — классика кинематографа. Его показывают на Рождество каждый год. Можешь хоть сейчас включить телевизор, и на каком-нибудь канале обязательно его увидишь.
— Еще в сороковых? — удивился кто-то из присутствующих. — А разве тогда уже снимали кино?
— Да, но фильмы никуда не годились — они были черно-белые.
— Неправда, — вступил в разговор кто-то третий. — Я однажды видел такой фильм. Назывался «Копабланка», или что-то в этом роде. В нем было довольно много серого, да и пара других цветов. — Серый — это не цвет, а... Кстати, а что такое серый? Оттенок?
— Неважно, — прервал их Корнфлейк. — Послушай, Барт, у меня есть идея получше. Мы можем снять твою рождественскую историю здесь. Да, а как она называется?
Взглянув на первую страницу, Корнфлейк увидел, что она совершенно пуста.
— Что, никакого названия? — удивился он.
— Не с той стороны, — вмешался Бронзини.
Корнфлейк перевернул сценарий.
— Да, действительно. Ну-ка, посмотрим... Джонни и Рождественский дух.
Да, от этого названия и вправду дух захватывает.
Бронзини решил не обращать на это замечание внимания.
— Сценарий о мальчике-аутисте, который попал в буран и потерялся. Он не может никому объяснить, где живет. Весь город сбился с ног, пытаясь его найти, но, поскольку дело происходит в сочельник, люди слишком быстро сдаются и прекращают поиски. Однако мальчика спасает Рождественский дух.
— Какой еще дух?
— Санта-Клаус.
— Постой, — прервал его Корнфлейк, поворачиваясь к секретарю. — Фред, выясни, кто владелец авторских прав на Санта-Клауса. Из этого может кое-что получиться.
— Да что с вами творится? — не выдержав, взорвался Бронзини. — Какие еще авторские права? Санта-Клаус — всеобщее состояние.
— Наверное, кто получил хорошую взбучку за то, что не успел вовремя оформить патент, — предположил рыжеватый продюсер.
— Санта-Клаус — часть мировой культуры, а не какой-нибудь персонаж из мультфильма.
— Думаю, он прав, Берни, — заметил продюсер. — Я как раз слышал, что сейчас в одном их восточных штатов появился парень, который бегает по улицам в костюме Санта-Клауса и топором отрубает детям головы. Сейчас по телевизору только о нем и говорят. По-моему, это в Провиденс. Да, точно, Провиденс, штат Массачусетс.
— Провиденс находится в Род-Айленде, — поправил его Бронзини.
— Нет-нет, Барт, — заявил рыжеватый продюсер. — Прошу прощения, но ты не прав. Все это происходит в американском городе, а не в той стране, о которой ты говоришь. Я читал об этом в журнале «Пипл».
Бартоломью Бронзини ничего не ответил. И эти люди, подумал он, смеются у меня за спиной, потягивая коктейль на вечеринке. Они считают, что я всего лишь везучий недоумок. У меня уже пять Оскаров за лучший фильм года, а они все еще кричат, что мне просто повезло!
— Я тоже об этом читал, — сказал Берни Корнфлейк. — Знаешь, может быть, нам удастся вставить нечто подобное в фильм. Как считаешь, Барт, можно будет слегка изменить сценарий? Сделай своего духа Исчадьем Ада, которое проникает в наш мир и убивает мальчишку. Или нет, лучше, если он убьет и съест сразу нескольких мальчишек. Это может даже потянуть на открытие в подобном жанре.
Маньяки, убивающие подростков, уже начинают приедаться, а вот маленькие дети... Когда в последний раз снимался фильм о маньяке, пожирающем младенцев?
Сидевшие за столом задумались, кто-то полез за кожаной папкой, в которой хранились аннотации на фильмы вместе с кратким содержанием, и принялся листать оглавление в поисках раздела «Маньяки, пожирание детей».
— Ого, Берни, у Барта может кое-что получиться. Этого даже нет в содержании.
При этих словах сидевшие вокруг люди вышли из состояния полудремы.
— Нет такого раздела? — выпалил Корнфлейк. — А что, если попробовать наоборот? Есть фильмы о детях-убийцах?
— Нет, на детей-убийц ничего нет.
— А «Малолетние каннибалы»?
Таковых в оглавлении тоже не нашлось. К этому моменту все собравшиеся в конференц-зале чуть ли не подпрыгивали от возбуждения. Сгрудившись вокруг человека с папкой, они бросали на оглавление горящие взгляды.
— Вы считаете, что этой темы действительно никто еще не использовал? настойчиво спрашивал Корнфлейк, который, судя по взгляду, был удивлен не меньше, чем если бы обнаружил тарантула на лацкане пиджака.
— По крайней мере, я не могу найти ничего похожего.
Двенадцать голов, повернувшись, уставились на Бартоломью Бронзини. В глазах киношников читалось изумление и даже что-то вроде уважения.
— Барт, детка, — хрипло проговорил Корнфлейк. — Насчет твоей идеи о детях-убийцах. Мы не сможем этого использовать — слишком уж новая мысль.
Нельзя снимать настолько оригинальный фильм. Ну подумай, как мы преподнесем его зрителю? «Картина в стиле, в котором не было снято еще ни одного фильма»? Да она не принесет дохода и за миллион лет!
— Это была твоя идея, — прорычал Бронзини, — а вовсе не моя. Я, черт побери, просто хочу снять фильм о Рождестве, простую, сердечную историю, со счастливым концом, пропади он пропадом.
— Но Барт, детка, — запротестовал Корнфлейк, почувствовав, что в Бронзини заговорил уличный мальчишка, — мы не можем рисковать. Вспомни, что значится в твоем послужном списке за последние несколько лет.
— Тридцать фильмов. Тридцать суперхитов, и три из них вошли в число самых кассовых фильмов за всю историю чертова кинематографа. Я Бартоломью Бронзини, кинозвезда. Я снимался в кино, когда у вас, кретинов, только начинали расти на груди волосы, и вы боялись, что пересмотрели фильмов про оборотней!
В голосе Корнфлейка зазвучала сталь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93