Свободное честное голосование.
– Ты только никому этого не говори, Римо, а то нас засмеют. Меня просили ввести тебя в наш круг, а не испортить все дело. Не заставляй нас краснеть из-за твоих дурацких разговоров, больше ничего от тебя не требуется. У нас итак хватает проблем, а тут еще такого как ты приходится выдавать за профсоюзного функционера. Так и договоримся.
– Точно, – хором подтвердили Станциани и Барбетта. – Точно.
– Вот именно, – согласился Бладнер с теми, кто согласились с ним.
– Вы будете доедать оставшийся картофель? – поинтересовался Римо у Бладнера.
– Нет, а что? Хочешь сам доесть?
– Он не хочет, – вмешался Чиун.
– Ну, ладно. А что, парни, вы, наверное, гордитесь вашим новым зданием? Построили его действительно быстро, – сказал Римо.
– Новым зданием? – удивился Бладнер.
– Да, за городом. Прекрасный дом. Я, наверное, теперь могу называть его нашим зданием.
– Нет у нас здесь никакого здания, наша штаб-квартира в Вашингтоне, в столице.
– Понятно, – сказал Римо. – Когда я могу встретиться с Джетро?
– Встретишься. Он тебе должен понравиться. Ты не обижайся, но вы чем-то похожи.
– Вот повезло парню, – сказал Римо и усмехнулся, заметив недоуменные лица Барбетты и Станциани.
Бладнер стал рассказывать о распорядке съезда.
– Завтра вечером, после выборов, состоится прием. Сегодня – посвящение, официальное открытие и отчет о работе в прошлом году. Это не в счет, туда можно и не ходить. Завтра – выдвижение кандидатур и голосование. Вот там надо быть обязательно. Тебе выдадут значок и все такое, Голосовать будешь за Джетро. Запомни, за Джетро.
К столу подошел официант с полным подносом. Римо сначала почувствовал запах шоколада, а потом – аромат консервированных вишен. Взбитые сливки – белоснежная гора сладости – слегка подрагивали в серебряной миске. В другой – жирная, маслянистая ореховая паста. Пирожные с корицей – круглые и воздушные. Римо ухватился обеими руками за металлическую ножку стола – ножка теперь поддерживала и стол, и Римо.
Чиун пробурчал что-то по-корейски. Римо разобрал только что-то насчет «собачьего помета».
Бладнер аккуратно развернул пирожное-рулет, превратив его в полоску, смешал шоколадную начинку с консервированными вишенками и добавил ореховой пасты. Намазал полоску красно-коричневой сладостной смесью и завернул ее снова. Сверху украсил свое творение вишнево-шоколадным пралине, на поверхности которого бугрились кусочки орехов. Таким манером Бладнер приготовил еще три чуда кондитерского искусства и после этого тщательно облизал ложку. Но этим дело не кончилось: на вишнево-шоколадные верхушки пирожных мастер с любовью водрузил холмики воздушных взбитых сливок, а на них – свежие вишни.
Стол неожиданно дернулся. «Дон Даниш» задрожали, но остались целы. Римо вынул руку из-под стола: в волнении от увиденного он случайно переломил железную ножку.
– Вернемся в наш номер, – сказал Чиун, – я не могу спокойно смотреть, как люди развращают свои желудки.
– Погоди немного, Чиун, – взмолился Римо. Если бы только знать, что «Даниш» не причинит вреда! За него Римо готов был отказаться от всего, что любил и во что верил. От родины. От КЮРЕ. От отца с матерью, если бы он их знал. От детей, если бы они у него были. А уж от Чиуна – с радостью и с криками «ура!»
– Вы собираетесь их есть? – спросил он Бладнера.
– Ага, – ответил Бладнер. – Если хочешь, я могу сделать еще.
– Нет, не надо, я просто посмотрю.
Бладнер раздал пирожные, вилкой отделил от своего треугольный кусочек и поднес ко рту. Из взбитых сливок показалась вишенка и чуть было не упала, но все исчезло во рту Бладнера.
– А-а-р-рх! – вырвалось у Римо.
– Когда ты голоден – ешь доброкачественную пищу, – изрек Чиун, сорвал несколько лепестков стоящих на столе маргариток и подбросил их в воздух. Римо мгновенно измельчил их кончиками пальцев так, что никто даже не заметил движения его рук.
Бладнер передал Римо его профсоюзную карточку, делегатский значок и шляпу с надписью «Джетро!», и Чиун с Римо поднялись в свой номер. Носильщики как раз в это время затаскивали багаж Чиуна – здоровенные лакированные сундуки. Им тут же было приказано в первую очередь распаковать и установить видеомагнитофон, который мог быть подключен к любому телевизору. Но Чиун повсюду возил с собой собственный телевизор: как-то раз в мотеле под Вашингтоном телевизор оказался неисправен, и Чиун из-за этого пропустил пятнадцать минут телесериала «Психиатр Лоуренс Уолтерс». Римо не понимал, как можно пропустить что-либо в «мыльной опере», раз там вообще ничего не происходит. Дважды с интервалом в год ему случайно пришлось посмотреть отдельные серии, и, несмотря на перерыв, все было понятно.
У Чиуна по этому поводу было иное мнение, и после случая в мотеле он неделю не разговаривал с Римо. Римо был единственным человеком, которому было не все равно, разговаривает с ним Чиун или нет.
Телевизор был установлен и переключен на канал с «мыльными операми». Через полчаса должен был начаться «Лоуренс Уолтерс», а после него – «Пока Земля вертится» и «Возвращение в Друри-виллидж.» На упражнения оставалось тридцать минут. Чиун заставил Римо заняться падением с одновременным продвижением вперед – одним из основополагающих приемов. Чиун утверждал, что такому падению нужно переучиваться всякий раз, когда улучшаются навыки обучаемого. Римо находил это утверждение абсурдным, пока не понял, что на вид простой акт падения и одновременного продвижения вперед имеет много различий и тонких вариаций.
Затем Римо принялся за упражнения для рук, торса, шеи, бедер, ног и закончил дыхательными упражнениями, которыми он занимался ежедневно в течение последних лет, с того самого времени, когда зажили ожоги на запястьях, лодыжках и на лбу, полученные на электрическом стуле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54