он потерял слишком много крови, и многочисленные ожоги, оставленные огненными шарами, оказались последним ударом, сломившим крепкий организм. Теперь помочь ему мог только лекарь, – и Конан, не теряя времени даром, приказал соорудить из плаща и двух слег носилки, на которые и погрузили бородача.Они несли его по очереди, по двое, и это существенно замедлило их продвижение. И когда, ближе к полудню, небольшой отряд добрался до стоявшего у развилки дорог постоялого двора, они почти потеряли надежду, что сумеют спасти жизнь бедняги.Конан был полон нетерпения. Бесцельно растраченные жизни всегда претили ему, – он и без того видел слишком много смертей. А с этим подбитым гандером ощущал особую связь, как врачеватель с пациентом. Варвар не мог допустить, чтобы труды его пропали зря, и злодейка-смерть обманом отняла у него жизнь человека, которого он своими руками почти уже вытащил из ее жадной пасти. И потому, едва войдя в зал таверны, он по-хозяйски распорядился:– Сюда его! Кладите прямо на стол – чтобы лекарю удобней было. – И, заметив жмущегося в углу, испуганного видом наемников хозяина постоялого двора, махнул ему рукой, точно отдавая приказ кому-то из своих солдат. – Эй, ты! Есть тут лекарь у вас? Пусть придет – здесь раненый!Жук с Невусом уже втащили в зал носилки и, повинуясь жесту киммерийца, уложили гандера на длинный деревянный стол.Но неожиданно суету их прервал возмущенный голос:– Как вы смеете! Вон отсюда, ублюдки!Конан обернулся к говорившему. Раздражение, владевшее им с самого утра, искало повода выплеснуться, и он с готовностью принял вызов.– Ты что-то сказал, нергалово отродье? – угрожающе процедил он смуглому коротышке с круглым, точно тарелка, лицом. – Или, может, я ослышался?– Не ослышался, падаль! – взвизгнул тот истерично. – Я сказал, убирайтесь прочь отсюда! Вы потревожили мой завтрак. Вам это дорого обойдется!В руке его возник меч. Киммериец, вдруг осознав комичность ситуации, расхохотался от души. Вот же петух драчливый – ищет ссоры сразу с отрядом наемников. До того уверен в себе, что об опасности и не думает. Привык, должно быть, что любые его приказы исполняются мгновенно, без обсуждения… Интересно, что же это за птица такая? Судя по выговору, откуда-то с запада, из Немедии или Бритунии!Впрочем, сейчас личность переодетого нобиля мало интересовала киммерийца. Скорей бы привели лекаря, – это все, чего ему сейчас хотелось. А вот парням его небольшая разрядка, пожалуй, придется как нельзя кстати. И, обернувшись к застывшему в ожидании приказов отряду, варвар бросил с ухмылкой:– Этот благородный господин, похоже, чем-то недоволен. Видно, матушка в детстве забыла научить его хорошим манерам. Пора, кажется, наверстать упущенное!Наемники заухмылялись, предвкушая добрую забаву.– Манеры – вещь важная, – с задумчиво-напыщенным видом, так мало подходившим к его плутовской физиономии, протянул Жук. – Молодой господин еще скажет нам спасибо… – И, точно по команде, сильные грубые руки потянулись к переодетому нобилю.– Прекратите! – взвизгнул тот отчаянно. – Не смейте, скоты! Вы не знаете, кто перед вами…– Как же… дерзкий щенок, которому давно не задавали трепки, – отозвался на это Невус. – Подрасти сначала, сопляк, а уж потом хватайся за меч! Придется тебя высечь, чтобы слушал впредь старших!Наемники загоготали. Невысокий рост и правда делал похожим этого драчуна на подростка.И забияку, невзирая на угрозы и протестующие крики, выволокли на двор таверны.Что было с ним дальше, Конан не видел, но, судя по истошным воплям наказуемого и довольным физиономиям наемников, забава удалась на славу…Сам же он присел у камина с большим кувшином вина, что заботливо поднесла ему дочь хозяина, и не спускал глаз с раненого до самого прихода лекаря, точно силою взгляда мог поддержать в умирающем жизнь. ОБРАЗ ИЗГОЯ На следующий день Ораст вспоминал свой разговор с Амальриком, удивляясь тому, насколько немедийский вельможа, которого он прежде боготворил, ныне вызывал у него раздражение. Наверное, размышлял он, те седьмицы, которые ему довелось провести в затворничестве, впитывая в себя мудрость таинственных письмен, изменили его натуру куда больше, чем все прошедшие зимы. Он полюбил одиночество, стал находить усладу в тишине, отвык от человеческого голоса; теперь любая болтовня, необходимость отвечать на дурацкие вопросы и самому говорить ничего не значащие фразы вызывали у него нервную дрожь.Для того чтобы не сталкиваться с дворовой челядью, он сперва старался приучить себя спать в дневное время, когда Амилийский дом гудел от людских голосов, как борть лесных пчел в пору роения. Каждый раз, когда он слышал конское ржание, шум шагов, далекий хохот кухарок или лай дворовых псов, лицо его кривилось как от зубной боли; он не переносил тех посторонних звуков, что нагло вторгались в его закупоренный стерильный мир, нарушают гармонию безмолвного, отвлекали от сосредоточения.Но работать по ночам было небезопасно – досужие деревенские сплетники могли связать это с занятием чернокнижием, а его отшельническая жизнь и так, видимо, вызывавшая немало кривотолков, грозила в очередной раз закончиться в каземате митрианского монастыря. А уж этого допустить он не мог! Скрижаль Изгоев не простила бы ему отступничества – он чувствовал это, стискивая пальцы от радости, что именно он был выбран Судьбой для грядущих перемен. И оттого бывший жрец навострился затыкать себе уши комочками мягкого воска, что спасало от невыносимой муки слышать и приносило долгожданное отдохновение от земных звуков.В те редкие часы, когда он виделся с Марной, они также почти не разговаривали – колдунья в совершенстве владела искусством передачи мыслей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142