Часы словно разбудили мужчин. Еве предложили сесть.
— Здесь написано, — медленно и глухо проговорил прокурор, — что вы настаиваете на дополнительном освидетельствовании.
— Никак нет. Я просто предложила провести еще одно.
— Что вам это даст, здесь и так достаточно нормальное заключение… Вы целеустремленны… В хорошей физической форме… Вот, правда, сексуально озабочены… Так написано… Но агрессивность к противоположному полу не прослеживается.
Хорватый и прокурор посмотрели внимательно на Еву. Она сидела очень прямо, не касаясь спиной стула, и с чуть заметной улыбкой внимательно смотрела в лицо говорившего.
— Ева Николаевна, почему бы вам просто рассказать нам, в чем дело. — Хорватый говорил медленно и так проникновенно, словно священник со смертником. — Мы сейчас здесь одни… ваше начальство, так сказать… Из этого кабинета секреты не пропадают. Давайте наконец договоримся.
— Как это — договоримся?
Глаза у Евы были удивленными, а руки сложены на коленках. В разговор вступил прокурор:
— Гмм… Так сказать… Нам ваша проблема понятна. Я называю это болезнью новичков, мне никаких психологов не надо, все и так ясно. Вам хочется самой довершить любое трудное расследование, вы возмущены несоответствием приложенных вами усилий и наказания, которое назначается преступнику… Но поймите… Закон должен предусматривать сделку, иначе он не закон, а обреченность… Хочу сделать вам предложение. В принципе, определенные обязанности у нас выполняют специальные люди, но иногда… в порядке исключения, вы можете сами участвовать в исполнении смертных приговоров. Это легко устроить, и смею вас заверить, что болезнь новичков покинет вас после первого же приведения приговора в исполнение.
В кабинете повисло молчание Еве надоело притворяться, и невинное удивление сменилось на ее лице насмешливо-упрямым выражением, так хорошо знакомым Хорватому. Он досадливо и нарочито шумно вздохнул.
— Прошу прощения, но вы путаете, по моему мнению, причину. Вы не там ее ищете, причина не во мне, понимаете Она Не Во Мне, — сказала Ева четко и без выражения. — Причина, она в обстоятельствах, а обстоятельства — это все мы, но в основном — вы.
— Это, в смысле, Я? — удивленно спросил прокурор.
— Это все мы. Я проделываю определенную работу и доказываю закону, что перед ним — злостный нарушитель. — Ева вдруг взволновалась, стала жестикулировать. — Закон — это люди, его исполняющие, эти люди решают, что вымогательство с убийством и последующим изнасилованием жертвы — это просто конфуз, обвиняемого можно пожурить.
— Это по делу Левши, — прервал ее Хорватый, обращаясь к прокурору. — Ничего себе пожурить — пять лет строгого режима, а почти два он уже провел в предвариловке… Пойми ты наконец: каждый отдельный случай рассматривается особо, обстоятельства, условия… Специалисты… Пойми, специалисты доказывают, что Левша, насилующий мертвого мужчину, — болен… частично… Ты просто должна хорошо выполнять свою работу.
— Зачем?
— Как это — зачем? Мы все — закон.
— Минуточку, минуточку. — Прокурор стукнул ладонью по столу. — Я вас пригласил не на диспут. Я предложил вам конкретный выход из положения. Я предложил вам убивать законно. И мое предложение — не повод начинать лекцию о законе и наказании. Вы не в том положении и звании, чтобы дискутировать со мной. У нас есть определенное количество осужденных на смерть. И смею вас заверить, эти люди будут пострашней некрофила Левши. Идите и стреляйте. Ваша строптивость стоит слишком дорого. Вы неплохой специалист. У нас много случайных людей, вы пытаетесь доказать мне, что вы — истинный радетель закона. Мне не нужно ваших доказательств. Надумаете расслабиться — доложите. А сейчас вы свободны, и постарайтесь в дальнейшем не отнимать мое время по пустякам.
Хорватый сделал Еве знак рукой, и она осталась за дверью кабинета прокурора, дожидаясь его.
— Дура ты, и все, — сказал Хорватый, прикрыв за собой осторожно дверь. — Ты просто ненормальная. И в постели ты ненормальная, и вообще!..
Ева влетела в свой кабинет злая, лицо ее горело. Не закрывая дверь, она стала стучать кулаком в стену. За стеной был кабинет Николаева. Ева забылась, засмотрелась в мокрое окно на прозрачные струйки дождя. Из кабинета Николаева пришел молодой испуганный опер и смотрел на нее, приоткрыв рот. Ева почувствовала его взгляд, повернулась, продолжая стучать в стену.
— Разрешите доложить… Майор Николаев просил передать вам… Он на выезде… Он хочет взять Кота.
Ева потерла с досадой руку.
— А тебя не взяли?
— Я — стажер… Я просился, но майор Николаев сказал непременно вас дождаться и передать. Он у кафе… Этого… как его…
— «Рябинушка». Тренируй память, стажер… Что-нибудь еще? — Ева торопилась, не попадая в рукава куртки.
— Там это… Китаец. И ни слова не понимает по-русски.
— А… Это Коля. Испугался? — усмехнулась Ева, вытолкала опера, заперла кабинет. — Пошли, я его научу русскому языку… Или тебя — китайскому.
В кабинете Николаева сидел безобразный китаец. У него не было одного глаза, уродливый шрам пульсировал ввалившейся звездочкой. Китаец нервничал.
Ева привычно окинула взглядом запоры на шкафах с документами. Стол Николаева был пуст.
— Тебе, опер, три с минусом — не оставляй никого и никогда одного в рабочем кабинете, а тебе, — она ткнула пальцем в китайца, — три минуты, чтобы вспомнить русский, я очень спешу.
— Не понимать. — Китаец лихо улыбнулся, демонстрируя огромные металлические зубы.
— Как хочешь. Выметайся отсюда, это понимать? — Ева провела рукой под столом Николаева, под выдвижными ящиками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17