— В буфете… Вы из деревни приехали?
— Из Питера. А вообще из Грели мы… На Псковщине это…
— А в Питер вы в лакеи, конечно, приезжали поступать? — улыбнулась Маша. — В слуги к барам, — добавила она, видя, что Коля не понял слова «лакеи».
— С чего вы взяли? — обиделся Коля. — Мы сроду никому слугами не были… Вы лучше чашки достаньте. И ложки. И давайте чай пить.
— Давайте, — согласилась она. — А вы зря обиделись. Из вас на самом деле вышел бы отменный лакей. Если бы вы пришли к нам — я бы уговорила папа принять вас на службу. У вас прекрасные внешние данные.
— Да будет изгиляться-то, — рассердился Коля. — Давайте чай пить.
— А вы мне станете прислуживать? — надменно спросила Маша. О, как она ненавидела его в эту минуту! Как она ненавидела всех этих революционеров, самоуверенных, наглых, с заранее готовым ответом на любой вопрос, с постоянной усмешкой превосходства на губах, с этим вечным желанием похлопать всех и каждого по плечу или выпустить из нагана все пули в лицо «классового врага»… «Какое страшное время… — думала Маша. — Какие страшные люди…»
А Коля смотрел на нее и думал о том, что вот встретилась раз в жизни такая красота, да и та — «чуждый элемент», и нет у них ничего общего и во веки веков не будет, потому что метет яростный ветер революции сухие дворянские листья и нет такой силы в мире, которая могла бы преградить путь этому ветру, да и зачем? Ведь тот, кто работает для вечности, должен быть выше личного…
Коля остыл и с грустной усмешкой посмотрел на Машу:
— Вы голодная, я вижу… Чем меня шпынять — лучше ешьте… С голодухи и черный хлеб — пряник… А вы, чай, кроме пряников, ничего не ели?
— Узок мир муравья, — сказала Маша и взяла чашку. — Ладно, бог с вами…
Коля бухнул ей огромный кусок сахара и подвинул хлеб:
— Ешьте. Зачем дуться, как мышь на крупу…
Сначала робко, а потом с плохо скрываемой жадностью Маша стала есть. Коля удовлетворенно улыбнулся и тоже принялся за еду.
— Я вот смотрю, книг у вас много. Интересное что-нибудь читаете?
— Вы помолчите, пока не проглотили, а то подавитесь, — сказала Маша. — Сейчас я читаю «Опасные связи» Шодерло де Лакло.
— Это про контрреволюцию?
— Неужели вы всерьез думаете, что завоюете мир? — спросила она с презрением.
Коля понял, что сморозил глупость.
— Я, кроме псалтыря, ни одной книжки не прочел. А вы прочли много. Только у вашего класса все позади. Ваш класс уже больше ничего не прочитает. А я прочитаю и Шодерло, и сто тысяч других книг! И то пойму, чего до меня никто понять не смог, до самой сути докопаюсь!
— Дай бог нашему теляти волка поймати, — сказала Маша с усмешкой, но Коле послышалось в ее голосе скрытое уважение.
— Ничего. Мы псковские, мы — поймаем…
На смену Коле пришел Афиноген. Он скромно устроился на кухне у плиты. Вынул из кармана словарь русского языка и углубился в чтение.
Маша заперлась в своей комнате. Она перелистывала страницу за страницей и вдруг поймала себя на мысли, что не понимает прочитанного. Виконт де Вальмон и маркиза де Мартейль не занимали ее. Она думала о случившемся, но не гибель Жичигиных волновала ее. Она жалела несчастную Галину Николаевну, с некоторой долей злорадства вспоминала Аристарха Николаевича — так ему и надо, старому лицемеру и подлецу, получил свое, но все это было уже в прошлом и с каждым мгновением это прошлое отступало все дальше и дальше, и какое в сущности было ей дело до двух совершенно чужих ей, даже враждебно к ней настроенных людей? Разве потерпела бы покойная Галина Николаевна ее, Машу, после того, как застигла супруга чуть ли не у ног девчонки, подобранной на улице из милости! Какое ей дело до чужих… Нет ей никакого дела до чужих, но ведь она думает о них снова! Об этих «хамах» из уголовного розыска. Один ушел — совершеннейший моветон и быдло, второй пришел — за обложкой словаря прячет духовную нищету, а вообще-то, все они одним миром мазаны, — и те, и эти… Что Кутьков, то и дубина-начальник из полиции или как ее там? Им бы всем убить, ограбить, изнасиловать. И чего он там сидит, этот болван со словарем?
Маша вышла из комнаты, раздраженно хлопнула дверью.
— Послушайте, как как вас там… — Она вытянула руку и пошевелила пальцами. — Вы все на одно лицо, я вас путаю…
Афиноген закрыл словарь и встал:
— Здравствуйте еще раз, Маша… Меня зовут Афиноген.
— Я не разрешала называть себя по имени! — возмутилась она.
— Ради бога, — сморщился Афиноген. — Простите, гражданка Вентулова. — И Афиноген снова углубился в словарь.
Разговора не получилось… Маша раздраженно прошлась по кухне взад-вперед. Афиноген читал. Маша взяла чайник и швырнула его на пол. Афиноген поднял голову, удивленно посмотрел и пожал плечами. По полу растеклась огромная лужа — чайник был полон воды. Маша подождала несколько секунд и сказала:
— Раз уж вы здесь — давайте поговорим. Собственно, что вам от меня нужно?
— Начальник вам объяснил, — сухо сказал Афиноген. — Вы должны опознать преступников.
— Я никому и ничего не должна. — Маша подошла к Афиногену вплотную. — Между прочим, я тоже объяснила вашему, этому, что «опознать» никого не могу. Не помню! И хватит об этом. Слушайте, а почему вы пошли служить в полицию?
— Смена власти не означает исчезновения преступности, — объяснил, Афиноген. — Маркс учит, что…
— А мне безразлично, чему учит и кто учит, — перебила Маша. — Меня учили шить, готовить, быть женой и матерью. У Маркса про это не написано?
— Написано. Маркс учит, что в свое время женщина станет свободным человеком. Как и мужчина.
— Значит, я была несвободна? — с иронией спросила Маша. — А вы меня освободили?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193