Брат Кадфаэль наблюдал, как они садятся на коней. Он подошел к монахине и тепло попрощался с ней.
— Боюсь, мне будет нелегко привыкнуть к твоему новому имени, — улыбнулся он.
При этих словах ямочки на щеках сестры Магдалины вновь заиграли, но тут же исчезли.
— Ах вот как! Значит, ты думаешь, что я до сих пор ни в чем не раскаялась? Впрочем, так оно и есть. Но ведь эти добрые женщины так радостно приняли падшую сестру, и для них было таким утешением, что они меня спасли! Как я могла отказать им в том, чего они столь жаждали и что считали подобающим! Я предмет особой гордости этих славных монахинь, и они мною похваляются.
— Ну что же, у них есть для этого все основания, — заметил Кадфаэль. — Ведь именно ты отвела от их гнезда беду, а иначе их могли ограбить, похитить или даже убить.
— А вот им кажется, что мой поступок не очень женственный, хотя они и рады спасению. Все эти голубки трепетали, но я-то никогда не была голубкой. И только мужчины способны восхищаться во мне ястребом.
Улыбнувшись Кадфаэлю, сестра Магдалина села на своего низкорослого мула и направилась домой в сопровождении мужчин, половина которых восхищалась ею, а другая половина страстно желала предложить ей свое восхищение. Где бы ни появлялась Авис из Торнбери — при дворе или в монастыре, — взоры всех мужчин обращались ей вслед.
Глава вторая
Хью вместе с пленником возвратился до наступления сумерек, обследовав западную опушку Долгого Леса и не повстречав в пути никаких налетчиков-валлийцев или разбойников. Кадфаэль увидел своего друга, когда кавалькада проезжала мимо монастырской сторожки, направляясь через город к крепости. Там этого молодого валлийца, который, по-видимому, был важной птицей, можно было посадить под замок и, не полагаясь на его честное слово, держать в какой-нибудь камере. Хью готов был на все, лишь бы не упустить такого пленника.
Кадфаэль только мельком успел взглянуть на молодого человека и в сгущавшихся сумерках не разглядел его как следует. Вероятно, юноша доставил своим стражникам много хлопот в пути — руки его были связаны, ноги прикреплены к стременам, а лошадь, на которой он сидел, вели в поводу. Позади пленного ехал лучник. Если все эти меры были направлены на то, чтобы молодой человек не сбежал, то цель была достигнута; если же его хотели запугать (так, вероятно, считал и он сам), то из этого ничего не вышло. Пленник ехал с наглым видом и презрительно насвистывал, время от времени бросая через плечо фразы по-валлийски, предназначенные для лучника. Если бы тот столь же хорошо, как Кадфаэль, понимал суть этих высказываний, он бы отнесся к ним менее невозмутимо. В общем, этот молодой человек был весьма развязен и спесив. Впрочем, отчасти тут могла быть и бравада.
Это был очень красивый юноша среднего роста, — высокомерно вздернутый подбородок, румяный цвет лица, голова непокрыта. Ветер трепал густые темные волосы, которые локонами спадали на лоб и плечи. Несмотря на связанные руки, юноша крепко сидел в седле. Голос его был чистым и звонким. Сестра Магдалина не погрешила против истины: валлиец и впрямь был одет как принц, а судя по манерам, был высокомерен и, как решил Кадфаэль, безнадежно испорчен. Так нередко случается, когда у юноши приятная внешность, да к тому же он единственный сын. Отряд проследовал через Форгейт, и презрительное, но мелодичное посвистывание пленника постепенно замерло за мостом. Брат Кадфаэль вернулся в свой сарайчик и принялся раздувать жаровню, чтобы приготовить свежий настой из шандра, предназначенный для лечения простудных заболеваний.
На следующее утро из крепости приехал Хью с просьбой отпустить брата Кадфаэля, так как на бедре у пленного оказалась незатянувшаяся рана. Он ободрал бедро о камни в реке. Юноша изо всех сил скрывал свою рану от монахинь.
— Сдается мне, — усмехнулся Хью, — что парень скорее бы умер, чем снял штаны при дамах. И надо отдать ему должное, вчера он ничем не выдал, как дорого обошлись ему те несколько миль, которые нам пришлось проехать. Он покраснел, как девица, когда мы, заподозрив неладное, заставили его раздеться.
— И вы не перевязали ему рану, оставив парня на всю ночь без всякой помощи? Так я тебе и поверил! А ну-ка, признавайся, зачем я тебе понадобился? — спросил проницательный Кадфаэль.
— Ты хорошо говоришь по-валлийски, причем на северном диалекте, а этот парень определенно из Гуинедда, это один из людей Кадваладра. А заодно ты можешь его подлечить. Мы обращаемся к нему по-английски, но он только мотает головой и отвечает по-валлийски, хотя, судя по его нахальному взгляду, он все прекрасно понимает. Так что поговори-ка с ним по-английски и замани этого молодого наглеца в ловушку. Пусть считает, что его оскорбления на валлийском сходят за любезности.
— Если бы сестра Магдалина знала о его ране, она бы с ним быстро справилась, — задумчиво произнес Кадфаэль. — И он мог бы сколько угодно краснеть — ничего бы ему не помогло.
После этих слов монах отправился давать указания брату Освину, на которого оставлял свой сарайчик, уезжая с Хью в крепость. Исповедуясь, Кадфаэль всегда каялся в греховном своем любопытстве. Ну что же, в конце концов, он валлиец, а генеалогия у валлийцев столь запутанная, что этот упрямый мальчишка вполне может оказаться его дальним родственником.
В крепости с должным уважением отнеслись к силе, ловкости и изобретательности пленника и потому его поместили в камеру без окон. Впрочем, ему предоставили все необходимое. Кадфаэль вошел в камеру один, дверь у него за спиной захлопнулась. Светильник, тускло освещавший помещение, был всего-навсего фитилем, плававшим в блюдечке с маслом, однако видно было сносно, так как свет отражался от светлых каменных стен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10