А над ними синело чистое небо. Редкие облачка отбрасывали слабую тень на землю. Но южный ветер, резкими порывами разносивший свое живительное тепло над укутанными снегом равнинами и лесами, не давал им покоя, подхватывал их и уносил с собой. Взгляд Максима медленно скользил от дерева к дереву, однако в мыслях он был далеко. Он видел перед собой горящие синие глаза, ниспадающие золотистой волной прекрасные волосы, бурно вздымающуюся грудь. Эти образы преследовали его. Собственными поступками он загнал себя в ловушку.
Из-за продолжительного воздержания его способность контролировать себя достигла предела, только нечеловеческим усилием воли, подавляя в себе страстное желание схватить Илис на руки и отнести в постель, он удерживал себя от того, чтобы сделать последний шаг, отделявший его от пропасти. Однако воспоминание о своей реакции на ее обнаженное тело и о высказанной угрозе овладеть ею силой вызвало у него болезненное сожаление.
Максим заставил свои мысли вернуться в более спокойное русло. Он задумался о некогда боготворимой им невесте. Ласковая, спокойная и сдержанная, она заслуживала его внимания! Никто не спорил, что по складу характера Арабелла являлась совершенным образцом благородства и безупречной красоты. Он всегда находил успокоение в воспоминаниях о том, как они вдвоем проводили время, напряжение, сковывавшее его, обязательно исчезало. Сейчас же он обнаружил, что все усилия воскресить в памяти облик Арабеллы, тщетны, ее лицо с лучистыми серыми глазами в обрамлении длинных шелковистых светло-каштановых волос получилось каким-то расплывчатым. А губы он вообще не мог представить. Ее нос и подбородок превратились в неясное пятно. Единственное, что осталось в его сознании, была слабая улыбка — согласие на его предложение руки и сердца, с которым он, как требовали правила, сначала обратился к Эдварду. Но эти воспоминания не всколыхнули никаких эмоций в его душе. Неужели Николас наделен сверхъестественной мудростью, если сумел понять, сколь бедна и мертвенна любовь Максима к Арабелле, в то время как сам он пребывал в твердой убежденности, что к действию его побуждает всепоглощающая страсть, достойная того, чтобы отдать за нее жизнь? Может, фон Райан прав в своем предположении? Может, именно жажда мести подвигнула его на похищение Арабеллы?
Осторожно, словно ему предстояло извлечь раскаленные докрасна угли из глубин своего сознания, Максим решил подвергнуть испытанию свою выдержку, вспомнив мимолетное видение, открывшееся ему из окна вчера утром, — соблазнительную грудь, обрамленную мехом, и соски, затвердевшие от холода. Однако воля подвела, и память увлекла его гораздо дальше, чем он рассчитывал, вызвав перед его внутренним взором целую вереницу образов. Он увидел губы своей пленницы, сначала плотно сжатые или изогнутые в презрительной усмешке, а потом мягкие и приоткрытые во сне. Каштановые, с медным отливом волосы, которые, разметавшись по подушке, образовывали вокруг ее головы золотой ореол. Ее синие глаза, то во сне прикрытые веками, опушенными длинными ресницами, то гневно смотревшие на него. Он представлял ее стройную шейку, начинавшуюся от такой соблазнительной впадинки на плече, ее округлые груди, обтянутые тонкой тканью сорочки в тот момент, когда она так отважно бросилась отстаивать свою правоту.
Осознав, какую бурю подняли в его душе эти образы, Максим выругался. Злость и ярость переплетались с желанием. Он боролся с растущим влечением, заставлявшим его ненавидеть самого себя и удивляться стремительности событий, так резко изменивших его жизнь. Кто она такая — эта язвительная девчонка, — чтобы мешать ему, проверять, испытывать его терпение, разрушать его планы? Она не нужна ему — ведь своей пленительной внешностью и соблазнительным телом она только смущает его. Он человек без родины, отщепенец, и прежде чем у него появится возможность вернуть состояние и положение в обществе, нужно привести в порядок дела или, во всяком случае, постараться это сделать. У него нет времени бороться со своим желанием, вынуждающим его охотиться за упрямой и своевольной кокеткой. Подобно маленькой мстительной птице, она опять набросится на него и наотрез откажется принимать его знаки внимания.
Внезапно вороной жеребец забеспокоился, как бы почувствовав раздражение хозяина. Максим пришпорил его, и тот рванул с места, дав выход переполнявшей его энергии. Он летел легким галопом, и от быстрой скачки сумбур, царивший в голове Максима, стал исчезать. Вскоре они спустились с холма и въехали в небольшой лесок. В этом месте ручей, выбравшись из-под камней, втекал в небольшое озеро с болотистыми пологими берегами, которые сейчас были покрыты снегом и льдом, сверкавшими в лучах солнца.
Пустив Эдди шагом, Максим заставил себя переключиться на охоту. Он направил жеребца к броду, где из холодной воды выступали камни, свидетельствовавшие о твердом дне. Перебравшись на противоположный берег, он спешился и привязал лошадь к древнему дубу, раскинувшему свои ветви над узкой поляной. Потом скинул с плеча лук и упер его одним концом в ногу, обутую в мягкий сапог. Приготовив тупую стрелу, он натренированным шагом крадучись двинулся к озеру, откуда раздавалось приглушенное гоготанье — это стая запоздалых гусей кормилась в прибрежных зарослях тростника. Натянув тетиву, Максим уверенной рукой послал стрелу. Подбитый гусак один раз взмахнул крыльями и, распластав их по воде, замер на поверхности.
Максим выловил птицу, привязал ее за лапы к задней луке седла. Вдруг его внимание привлекло движение среди деревьев на той стороне ручья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184