Как они доживут до мая?
Софи взяла со стола ручку, чтобы унять дрожь в руках.
— Конечно, поговорить нам нужно. Но сначала скажите: вы видели цветы? — Все, что угодно, лишь бы оттянуть неизбежное.
Мгновение он молчал, потом оглянулся на холл.
— Их невозможно не увидеть. Для чего они? — Ручка нарисовала в воздухе плавную линию.
— Для меня, — объяснила Софи. — Там цветы и конфеты. Безделушки и побрякушки. Не говоря уже о десятках приглашений.
— По поводу чего?
Она взглянула на него, и уголки ее губ приподнялись в улыбке.
— По поводу моего возвращения домой. Распространились слухи, что блудная дочь вернулась в Бостон. Он вынул ручку у нее из пальцев и отложил в сторону.
— Вряд ли вас можно назвать блудной дочерью. — Она откинулась назад, закусив губу и поглаживая пальцы, к которым он нечаянно прикоснулся.
— А как меня назвали бы вы?
Он обогнул стол и встал рядом с ней, прислонившись к столу. Пульс ее зачастил, и чтобы он этого не заметил, она вжалась в спинку стула. Но он только молча смотрел на нее; просто смотрел, и смятение ее нарастало.
Странная нежность смягчила выражение его темных глаз.
— Я бы назвал вас сложной.
Она презрительно фыркнула — пожалуй, слишком громко.
— Я простая девушка, и ничего больше.
Она встала, чтобы уйти. Но когда она встала, стул не отодвинулся, и она оказалась так близко от Грейсона, что стоило ей чуть шевельнуться, и их тела соприкоснулись бы.
Его глаза мерцали, как тлеющие угольки.
— У вас много достоинств, Софи, но простота не входит в их число.
Она хотела возразить, но он остановил ее, проведя кончиками пальцев по ее руке. Легко-легко.
Он стоял слишком близко, и она чувствовала слишком многое. Метнув на него сердитый взгляд, она попробовала высвободиться. Но он не пошевелился, чтобы ее пропустить.
— Я заставляю вас нервничать. Скажите: почему?
— Вы заставляете меня нервничать? — Хотя так оно и было, гордость одержала верх, и она расправила плечи. — Вы ошибаетесь.
Он фыркнул, и губы его изогнулись так, что ей захотелось обвести пальцем их очертания.
— Ладно, если вы не хотите сказать, почему я заставляю вас нервничать, скажите, от кого все эти подарки. От друзей детства? От знакомых вашего отца?
— От моих поклонников.
Тлеющие угольки в его глазах мгновенно превратились в пламя. Нежность исчезла, осталось лишь раздражение. Хорошо.
— Поклонников? У вас здесь есть поклонники? Уже?
— Да, — прощебетала она, пользуясь этим словом как щитом, — кажется, у меня их целая куча. — Так оно и было, как ни странно. Мужчины, которые, будучи мальчишками, не обращали на нее внимания. — Хотите знать, кто нанес мне визит?
— Нет, не хочу. — Голос его звучал напряженно. — Вовсе не годится, чтобы за вами ухаживали.
— Ах вот как, — задумчиво проговорила она, упираясь руками в бедра. — Почему же?
Он не отрываясь смотрел на нее, и в его глазах она видела ту же странную враждебность, которую она разглядела в день своего возвращения. Она опустила руки и спросила себя: знает ли он уже о ее выступлениях? Не потому ли он прикасается к ней так? Чересчур смело, даже дерзко?
Ей показалось, что он хочет сказать что-то очень серьезное, и кожа ее покрылась мурашками. Что это может быть? Выговор? Нотация?
— Софи, вы здесь уже почти неделю, и нам давно пора поговорить.
Она никогда еще не видела его таким торжественным. Дыхание ее участилось, хотя она и не понимала отчего. Ей почему — то не понравилось выражение его глаз, и она с раскаянием подумала, что зря позволила себе пошутить насчет поклонников. Он взял ее за руку.
— Мы с вами знаем друг друга очень давно. — Он улыбнулся с явным удовольствием, изогнув полные чувственные губы. — Пожалуй, кроме братьев и родителей, я никого не знал так долго. Так что я бы хотел говорить с вами откровенно.
Сердце у нее застучало.
— Софи, нам нужно поговорить о том, почему ваш отец попросил вас приехать домой.
Словно порыв ветра прошелестел в листьях ивы. Ее отец хотел, чтобы она вернулась и стала членом его новой семьи, несмотря на грубость, с которой он обращался с ней поначалу; больше ничего и быть не могло.
— Я думаю, вы знаете, что всегда были мне дороги, — продолжал он. — И мне хотелось бы думать, что и я вам…
— Боже мой! Посмотрите на часы! — Она резко увернулась от него и поспешила к двери — смеясь, чего ей вовсе не хотелось. — Я опаздываю, непростительно опаздываю! Вы, конечно, поймете меня, ведь вы такой пунктуальный. Поговорим потом. Обещаю.
— Софи!
Но она не остановилась. Она выбежала из конторы, ощущая на спине его обиженный и взволнованный взгляд.
Глава 6
Грейсон стоял у окна в своей конторе и смотрел на заснеженные улицы, но ничего не видел. Он не знал, что и думать о неожиданном бегстве Софи.
Он провел рукой по волосам и вздохнул. Она приводила его в отчаяние и вызывала противоречивые чувства. При этом он не мог отрицать, что жажда насладиться ее губами становится все сильнее. Легкое прикосновение к ее губам заставило его хотеть большего. Как всегда, тело его возбудилось при одной лишь мысли о ней.
В то утро, когда она надела его халат, он был почти уверен, что под халатом ничего нет. На одно потрясающее мгновение он представил себе, что разводит в стороны полы халата, обхватывает ладонями ее пышные груди, проводит пальцами по розовым соскам. И это при том, что его секретарша находилась совсем рядом, на кухне.
Грейсон подавил желание выругаться. Его нареченная вела себя так, как положено вести себя дома, и тем не менее сумела привести его мысли и чувства в состояние полного хаоса.
Отец Софи настаивал, чтобы он рассказал ей о помолвке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93