Дункан поднял голову и посмотрел Фиби в глаза.
— Прошу тебя, не романтизируй ситуацию, — сказал он. — Симона молода и очень красива. Она свободна. Со временем она преодолеет свою страсть, и сама будет поражаться, что она во мне находила.
Фиби запустила пальцы в его мягкие блестящие волосы, такие приятные на ощупь. Волосы любимого человека.
— Нет, — сказала она. — Полагаю, ты был ее первым любовником. В ее сердце навсегда останется маленький шрам, который будет болеть всякий раз, как она вспомнит о тебе.
Он издал преувеличенный стон тоски и отчаяния.
— Вижу, что ты не только берешь надо мной верх в каждом споре, но и вообще ничего мне не оставляешь.
Фиби приподняла голову, чтобы поцеловать его в подбородок, уже покрытый щетиной, хотя он брился только утром, перед тем как они отправились в путь.
— Мой долг жены восемнадцатого века не дать тебе сбиться с пути истинного, для чего мне придется при необходимости применять палку с крюком на конце. Что касается Симоны…
Дункан застонал снова. На этот раз громче.
— Я буду носить ей еду и воду, пока мы не прибудем в Куинстаун и, она не сойдет на берег, — безапелляционно заявила Фиби. — А ты можешь не замечать ее и стараться, чтобы ее не обнаружили, пока мы не прибудем в порт.
— Мы не будем заходить в Куинстаун, — сказал Дункан с обезоруживающей логичностью. — Если ты не забыла, там кишмя кишат британские солдаты, и любой из них захочет повесить меня на крепкой веревке и тренироваться на моем трупе в штыковом бою.
— Но мы же не можем везти ее в Штаты… колонии, я хочу сказать, — возразила Фиби с пылающим лицом, потому что, как ни странно, она, в самом деле, забыла, что Куинстаун не такой порт, куда Дункан может приплыть с развевающимися флагами и под звуки фанфар. Но, с другой стороны, Чарльстон ничуть не лучше, а он ведь направляется прямо туда.
На краю ее сознания цеплялось что-то еще, какая-то неясная, но неотложная забота, но Фиби не могла уловить ее в своем одурманенном состоянии. Она понизила голос до шепота:
— Симона — чернокожая.
— Да, — сухо ответил Дункан. — Я это уже выяснил.
Фиби шлепнула его по плечу достаточно сильно, чтобы передать свое раздражение.
— Дункан, ты не можешь везти эту женщину, девушку туда, где ее могут продать в рабство!
— Да, — сказал он. — Но она сама решилась на это плавание, я ее не заставлял. Я не стану рисковать жизнями своей жены и команды…
Она приложила палец к его губам.
— Тебе не надо этого делать, — заметила она рассудительно. — Можешь отправить Симону на берег в ялике, когда мы подойдем к Куинстауну. После этого она сама о себе позаботится.
Дункан снова напустил на лицо непроницаемое выражение.
— Это разрушит иллюзию, будто я не знаю, что она путешествует в трюме, не так ли? Боже милосердный, Фиби, все это так сложно, так по-женски! Гораздо проще сказать девчонке, что я все знаю, и что ей не нужно прятаться в трюме, как крысе, питаясь объедками. Мы отправим ее на берег завтра вечером мои друзья переправят ее на большой остров.
Фиби терпеливо ждала, когда он закончит.
— Это хорошая идея, — согласилась она. — Я имею в виду вторую часть, про твоих друзей, которые доставят Симону в Куинстаун. Но до завтрашнего вечера, мой супруг, ты должен оставить все как есть. Когда настанет время отправлять ее на берег, скажи мне, и я все устрою.
— Каким образом?
— Не знаю, но у меня есть целые сутки, чтобы придумать что-нибудь.
Дункан выругался про себя и спрыгнул с койки, чтобы привести себя в порядок. Он по-прежнему был капитаном корабля, в конце концов, и не мог проводить все время в своей каюте, занимаясь любовью с женой. «Тем хуже», — подумала Фиби. Он действительно был само загляденье: мускулистый, загорелый, с длинными, слегка растрепанными волосами даже следы от хлыста на его спине не портили физического совершенства человека по имени Дункан Рурк.
Пират. Патриот. Будущий отец.
Фиби улыбнулась, вспомнив о своей тайне. Она не скажет Дункану про ребенка, пока не будет уверена в беременности. А поскольку месячные у нее никогда не отличались регулярностью, ей понадобится некоторое время, чтобы узнать наверняка.
Когда Дункан привел себя в приличный вид, наклонившись над койкой, поцеловал Фиби в лоб и вышел из каюты, она встала, обтерлась мокрой губкой и надела платье женщины, погибшей при кораблекрушении.
— Он знает! — бросила Симона обвинение, когда во время ужина Фиби появилась в трюме, принеся тарелку с горячей едой, вилку и кувшин со свежим кофе последнее было роскошью, доступной только контрабандистам и пиратам. — Ты все рассказала Дункану про меня!
Фиби осторожно поставила тарелку и кувшин на ящик и аккуратно положила вилку рядом с тарелкой, как будто накрывала стол для праздничного обеда.
— Я ничего ему не говорила, — объявила она дрожащим, но искренним голосом. — Разве что косвенно.
— Косвенно? — многозначительно повторила Симона, но взяла вилку и принялась за еду.
— Должно быть, тебе не терпится погулять, — сказала Фиби. — А как ты ходишь в уборную? Тут есть ночной горшок?
Симона отказалась отвечать и лишь бросала огненные взгляды на своего невольного тюремщика, пережевывая пищу.
Фиби не выдержала:
— Ну да, да, Дункан знает, что ты здесь! Он спросил меня кого я прячу в трюме, и я ответила, что не скажу, потому что обещала молчать. — Симона бросала на нее еще более яростные взгляды, и белки ее глаз блестели в сумраке. — Я не могла лгать ему! — крикнула Фиби. — Я люблю этого человека, а ложь и любовь несовместимы.
Симона молчала так долго, что Фиби уже собралась уходить, когда та заговорила.
— Я не могу показаться ему на глаза, — сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101