Точно такой же, каким она его видела после той ночи, когда она разделила его кошмары. Он вел себя так, будто в их жизни не случилось ничего особенного.
Он ездил с ней верхом, показывал ей окрестности, знакомил ее с соседями. И каждую ночь приходил к ней в спальню и потрясал ее удивительными ласками. А потом уходил к себе. Его по-прежнему мучили кошмары — Эмме это было слышно.
Эмма вздохнула. Она не понимала мужа, но молча соглашалась представлять миру картину дружелюбной, не омраченной разногласиями семьи. Колин не хочет жить здесь наедине с ней. У него масса дел в Лондоне и масса друзей, с которыми он хочет и должен поддерживать отношения. Придется ей тоже придумать себе занятия в городе и обзавестись собственными друзьями.
— Да, мне же надо заказать в Лондоне новые обои и шторы для Треваллана, — с нарочитой бодростью сказала она. — И несколько ковров.
— Тут я предоставляю тебе полную свободу, с улыбкой сказал Колин.
— Не бросайтесь словами, милорд. Вы не боитесь, что я вас разорю?
— Нет, не боюсь.
— Считаешь, что я привыкла экономно тратить деньги? — спросила Эмма, не зная, нравится ему эта черта в ней или нет.
— Я считаю, что у тебя слишком хороший вкус, чтобы удариться в излишества. Ты купишь именно то и именно столько, сколько нужно, чтобы возродить Треваллан. И это мне вполне по карману.
Эмма засмеялась:
— Я тебя насквозь вижу. Льстишь мне для того, чтобы удержать в рамках.
— Ничуть, — опроверг ее обвинение Колин, но в глазах у него мелькнула смешинка.
— Ну, как же! Воображаешь, что теперь я из кожи буду лезть, чтобы купить все подешевле и показать, что я достойна твоих похвал.
— Ничего подобного у меня и в мыслях не было.
— Вот и прекрасно. Потому что я собираюсь обратиться в самые дорогие магазины и заказать там самое лучшее.
Эмма хотела рассмешить его, и Колин действительно засмеялся. Но потом вспомнил, что она ему рассказывала о своей прошлой жизни и то, о чем он догадался сам, и серьезно сказал:
— Так и сделай. Я распоряжусь, чтобы мои банкиры беспрекословно оплачивали все твои счета.
Что-то в его голосе остановило Эмму. Во всяком случае, она перестала поддразнивать мужа и опять повернулась к морю. Солнце уже село, но небо над горизонтом еще было окрашено. В темно-синем море отражались первые звезды.
«Как было бы хорошо жить среди этой красоты!» — подумала Эмма.
— Пошли в дом? Нас, наверное, давно ждет обед, — вдруг встрепенувшись, сказала она.
Глава 7
Забрызганная грязью карета Уэрхемов остановилась перед городским домом Сент-Моуров.
Выйдя из кареты, Эмма споткнулась. Ее ноги затекли после нескольких дней пути, а все тело нещадно болело.
Погода испортилась, и дожди превратили дороги в сплошное месиво, так что лошади шли только шагом. У всех испортилось настроение, и между кучером, Реддингсом и слугами, ехавшими на запятках, без конца вспыхивали перебранки. Сейчас они торопливо вытаскивали вещи, и на лицах у всех было написано облегчение: наконец-то они дома! Эмма сама мечтала о ванне, чашке горячего чая и чистой постели.
Дворецкий с каменным, словно высеченным из гранита лицом открыл парадную дверь. Эмма попыталась вспомнить его имя. Ах да, Клинтон! Колин поздоровался с дворецким.
— Ну как, все в порядке? — спросил Колин и прошел в дом, не дожидаясь ответа.
«Видимо, он еще ни разу не получал на этот вопрос отрицательного ответа», — с улыбкой подумала Эмма.
Она последовала за мужем в огромный холл с мраморным полом в черно-белую клетку. Изящно изгибающаяся лестница вела на верхние этажи.
— Нет, милорд, нельзя сказать, чтобы все было в порядке, — сказал Клинтон, когда на улице послышались звуки отъезжающей кареты и парадную дверь закрыли.
Колин не расслышал его слов. Но Эмма сразу насторожилась.
— В чем дело? — спросила она, и тут из подвальных помещении раздался душераздирающий вопль, который разнесся по всему дому, как звук трубы, возвещающей в лагере подъем.
— Это еще что? — воскликнул Колин.
Лицо Клинтона стало, если это вообще возможно, еще более каменным. Его этот вопль, по-видимому, нисколько не удивил. Эмме стало не по себе.
— Это, наверное, Нэнси, милорд, — мрачно ответил Клинтон.
— Нэнси? Кто это, черт побери? — Колин, уставший с дороги, был в раздраженном состоянии духа.
— Вторая горничная, милорд, — загробным голосом ответил дворецкий.
— Горничная? — Колин вперил в Клинтона взгляд, который мог бы обратить в бегство любого. — И что это с ней?
Клинтон не успел ответить. Дом вновь огласил вопль, перешедший в какое-то странное квохтанье. Эмме показалось, что это смех. Кажется, она догадалась, чем объясняются эти странные явления.
— У Нэнси слабые нервы, — объяснил дворецкий.
— Я и вижу, — отозвался Колин.
— Она так реагирует на истории мистера Ферека.
— О Боже! — воскликнула Эмма. Ее опасения подтвердились.
— Я просил его не развлекать молодежь своими… воспоминаниями, — продолжал Клинтон. — На мой взгляд, они совсем не подходят для наших людей. Даже наоборот. Но он пренебрег моим советом.
— О Боже! — только и повторила Эмма.
— Боюсь, милорд, что лакеи его подзуживают, — сказал в заключение Клинтон. — В его присутствии они забывают все правила хорошего тона.
Лицо Клинтона было бесстрастным, он говорил ледяным тоном, но Эмма заметила, что в его светлых глазах мелькнула искра чего-то, очень похожего на ярость.
— Я с ним поговорю, — сказала она.
— Да, мистер Ферек нам сообщил, миледи, что подчиняется только вам, — сказал Клинтон, не глядя на нее.
— Мне очень жаль, Клинтон, — сказала она. — Я объясняла Фереку, какие порядки установлены в английских домах, но Ферек не всегда…
Дворецкий смотрел куда-то мимо нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105