– Почти нет. Сказала, что в пятницу утром проснулась у Дэвида и уехала домой, не посмотрев на часы. Задолго до девяти.
– А вы с Дэвидом были одни в доме? Как насчет прислуги?
– Мы разрешили им не работать в Рождество и полдня в сочельник. Женщина, которая следит у него за хозяйством, должна была вернуться в пятницу, в полдень, а сиделка – к ужину.
Я нашла упаковку чая с ромашкой и достала пакетик, думая о том, что Джо и Дэвид провели вместе последнее в его жизни Рождество.
– Я приготовила ему индейку. – Джо словно читала мои мысли. – Представляешь? Сама. Пэтси – жена моего брата Джейми – учила меня делать это по телефону. Дэвид был слишком слаб, чтобы есть, но ему нравился разносившийся по дому запах.
Я стала гадать, что стало с «остатками» индейки. Ее съела помощница по хозяйству? Кто-нибудь захотел отведать блюдо, приготовленное для убитого?
– Джо, – я стала говорить тише, – тебе известно о его смерти нечто такое, чего ты не хочешь рассказывать?
– Да. Но кто убил, не знаю.
– И что это? – прошептала я, вертя в руках пакетик с чаем. Ее голос был еле слышен.
– Я заметила кого-то, когда покидала дом. На грунтовой дороге, где можно срезать. Но лишь мельком. Человек был в спортивной шапочке и солнечных очках, не могу даже сказать, мужчина или женщина. Кажется, с длинными волосами. Этот кто-то занял всю дорогу, и мне пришлось съехать на обочину. А потом он поднял руку, будто пытался заслониться.
– А на какой он был машине?
Немного помолчав, Джо ответила:
– Я записала номер. Но не хочу оглашать его и не могу говорить об этом.
Чайник засвистел. Я схватила его.
– Но для копов это очень важно.
– Только если я признаюсь, что солгала им о времени своего отъезда. Иначе в том, что за час или два до убийства на дороге видели машину, нет ничего особенного.
– Кто знает.
Опять повисла пауза.
– Знаешь, о чем я все время думаю? Дэвид был такой желтый от рака. Даже белки глаз желтые. И очень слабый, а волосы на голове тонкие. Почему я не вижу его молодым и здоровым? Это самое плохое. И он не хотел, чтобы люди знали о его состоянии, о том, что он стал похож на труп. Представляешь, какое тщеславие? Поэтому последние дни, кроме меня, рядом с ним никого не было, не считая прислуги.
Несколькими минутами позже мы распрощались; я волновалась, как никогда прежде. Каким отчаянно одиноким, должно быть, чувствуешь себя, когда смотришь на умирающего человека. Хранишь его секреты.
Но кого Джо пытается защитить сейчас, когда Дэвид мертв? Убийцу? Она не знает, кто он.
Я энергично крутила в чашке пакетиком, и нитка обмоталась вокруг ложки. Итак, Джо вернулась от постели, на которой умер ее бывший любовник, к своему неверному мужу. Я попыталась представить, будто Саймон спит с кем-то еще. Кровь прихлынула к голове так внезапно, что мне пришлось схватиться за столешницу.
Тост. Вот чего я хочу. Тост с арахисовым маслом. Такая еда успокаивает.
Я положила куски хлеба в тостер, который вполне заслуживал звания произведения искусства, и в ожидании готовых тостов приступила к «Илиаде». Но я больше не была счастлива с Гомером. Одни и те же события повторялись снова и снова. Они были связаны с Зевсом, которого мать Ахилла, Фетида, умолила позволить троянцам одержать победу над греками, дабы Ахилл снова вступил в битву. Я подумала, что, быть может, застряла на одном месте, но нет, эта история рассказывалась три раза подряд на трех страницах. Гомеру бы сценарии для мыльных опер писать. Сначала содержание набрасывалось штрихами, затем шло собственно повествование, затем событие обсуждалось разными людьми, и все повторялось слово в слово, никто даже не брал на себя труд поменять прилагательные.
Убийство, война, беззаконие, месть, люди-спектакли, сплетни – все это было столь же обычно для Древней Греции, как и для современного Лос-Анджелеса.
Чего в Древней Греции не было, так это штрафных квитанций за парковку в неположенном месте. Квитанция Джо из моей сумочки перебралась в книгу, став закладкой. Сорок восемь долларов. Можно разориться, если не обращать внимания на дорожные знаки. Я начала читать, что на ней было напечатано: «Не посылайте наличные деньги». Но затем поняла, что безумие предпочитать такую прозу Гомеру. Дядя Тео будет рыдать. Я положила квитанцию в прилагающийся к ней конверт, опять заметив написанное розовыми чернилами слово «ЖЕРЕБЕЦ» и напоминание самой себе узнать телефонный номер «Хейвен-Лейн», чего я еще не сделала, и позвонить Пи-Би.
Тут неожиданно раздалось какое-то жужжание, и одновременно с ним из тостера выскочил хлеб. Я подпрыгнула. «Илиада» выпала из моих рук на гранитную столешницу. Жужжание повторилось. Я отодвинула книгу и увидела черный коммуникатор Саймона – предмет размером с коробку из-под сигарет. Он работал как мобильник, мог получать электронную почту и, насколько я знала, служил духовным наставником. Он был включен в розетку – заряжался. Теперь он крутился по всему столу – такой мощный был у него вибровызов. Он всегда так себя ведет? Я взяла коммуникатор в руки и увидела мигающую кнопку. На маленьком экране было что-то написано. Я, совершенно автоматически, прочитала:
«Ахиллесова пята найдена. Ты в игре».
Я стояла и смотрела, думая, что послание обращено ко мне: разве не я читала про Ахилла? Это было новое свидетельство правильности теории Шеффо о присутствии греков повсюду. Теперь вот они объявились на кухне Саймона.
Я намазала арахисовое масло на тост – это надо было сделать немедленно, пока тост еще теплый, иначе какой смысл? – и пошла будить своего бойфренда.
Саймон встал с кровати, обнаженный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113