Если по-хорошему, то он должен был представить Юле Женю как свою подругу, подразумевая, по меньшей мере, любовницу.
– …если, конечно, твоя подружка позволит, а? – вдруг услышал он. – Не смотри на меня так, – на этот раз Земцова обратилась уже к самой Жене, – мы с Игорем большие друзья. Я же все понимаю… На вас достаточно посмотреть, чтобы все понять, – Юля улыбнулась и подмигнула совершенно сбитой с толку Жене Жуковой. – Не надо на меня злиться и расценивать мои слова и объятия так, как ты их сейчас расцениваешь… Я догадываюсь, что вы с Шубиным много успели сделать, пока я прохлаждалась в Европе. Не знаю, поверите ли вы мне или нет, но мне тоже ужасно хочется принять участие в поисках этого Британа. Его нет уже целую неделю… Мне лично думается, что его уже нет в живых. Что скажете? Вы берете меня в свою компанию?
Женя порывистым движением вскочила со своего места и схватила Юлю за руку:
– Знаешь, это было бы классно! Ничего, что я на «ты»? – она стояла розовая от смущения.
– Нормально. Здесь все и всегда были друг с другом на «ты». С чего начнем?
– Думаю, с Рената, его зама, – ответил Шубин, наливая всем еще коньяку. – Черт, ущипни же меня! Неужели это ты?
Раздался телефонный звонок. Женя взяла трубку. Глаза ее округлились, и она, едва дыша, произнесла:
– Это тебя… – и протянула трубку Земцовой. – Крымов…

Глава 2

Лиде Погодиной не так давно исполнилось сорок лет, и этот свой рубеж, как она считала, между молодостью и старостью, она восприняла очень болезненно. И хотя кожа ее еще продолжала оставаться нежной и почти без морщин, она сама, внутри себя, чувствовала себя очень старой. Из рассказов подруг она знала, что большинство женщин чувствует себя в ее возрасте как раз наоборот: душа остается по-прежнему молодой, а вот тело предательски обнаруживает свои годы. Лида вдруг прекратила жить мечтами и надеждами и поняла, что главное для нее теперь – ощущать каждый прожитый день. И если раньше она постоянно куда-то стремилась и топила мысли о предстоящей старости и даже смерти в каждодневной суете, полагая, что живет правильно, то сейчас она стала заметно медлительнее. Причем она замедлила свою новую жизнь намеренно, осознанно и очень жалела, что так поздно сделала ряд жизненно важных для себя открытий. Главное ее открытие заключалось в том, что она в одно прекрасное (иначе и не назовешь!) утро поняла, что никогда не любила, не любит и не будет любить своего мужа Андрея. Но странное дело, осознав это и даже успев на какие-то доли секунды почувствовать сладость этого открытия, она не только не расстроилась, не ощутила себя в чем-то ущемленной и обделенной, но как раз наоборот: голову ее вскружило от сознания полной свободы. Она словно увидела перед собой залитую солнечным светом длинную, в золотисто-багряных, великолепных осенних тонах аллею, уходящую далеко за горизонт, – такой ей представлялся теперь ее новый одинокий и восхитительно свободный путь. Она села на постели, тряхнула волосами и поняла, что только и начинает жить. За стеной на кухне варил себе кофе муж, что-то напевая. В ванной шумела оставленная им литься вода, по квартире распространялся запах мыла и зубной пасты. Обычное утро, каких было много в ее жизни. Каждый день все повторялось, и это воспринималось как норма, как внутренний порядок, которому должно подчиняться чуть ли не все человечество. Хотя на самом деле где-то там, далеко за домами и деревьями, плескалось совершенно другое море – море свободных и ярко живущих людей. Оставалось только сделать выбор… Но как сказать мужу, что сегодня утром к ней пришло озарение и что теперь она хочет жить одна? Детей у них нет, поэтому хотя бы с этими заботами у нее проблем не будет. Они разойдутся тихо и мирно, как приличные и воспитанные люди. Лида соберет свои вещи и уйдет в снятую на время квартиру. Андрей, если захочет, останется жить в этой квартире, где они прожили больше пятнадцати лет, но тогда ему придется смириться с тем, что все накопленные ими деньги будут поделены таким образом, чтобы хватило средств на покупку квартиры для Лиды. Лида продолжит работать финансовым директором своей фирмы, а Андрей будет зарабатывать себе на жизнь программистом, как и сейчас. Возможно, они будут ходить друг к другу в гости, на чай, на ужин, беседовать… Но тогда их разговоры примут более приятный оттенок – ведь тогда они будут встречаться как испытанные друзья или любовники. Возможно, тогда Андрей станет оказывать ей, своей бывшей жене, больше знаков внимания и, собираясь к ней на свидание (если, конечно, к тому времени он не очнется и не заведет себе от внезапно обрушившегося на него чувства одиночества какую-нибудь женщину с крашеными волосами и неизменной сигаретой в зубах), купит в ближайшем цветочном магазине герберы, а в гастрономе – бутылку шампанского и торт. Все лучше, чем скучать вдвоем, зная о том, что ничего уже в их жизни не произойдет яркого, неожиданного, что встряхнет их и заставит кровь быстрее бежать по жилам. Может, и он влюбится, или она…
Лида просидела так на кровати довольно долго, представляя себе свою будущую жизнь. Ее фантазия, перескочив галопом все принципиально важные этапы объяснения и самого развода, уже раскладывала на столе ее предполагаемого будущего образцы новых занавесок, которые она повесит у себя в спальне… Когда же она купила и поставила возле нового испанского унитаза санитарного утенка, жутко пахнущего хлоркой, Андрей позвал ее завтракать.
– Как ты думаешь, мы смогли бы жить с тобой порознь? – спросила она его, запахивая халат и усаживаясь за накрытый стол, пытаясь найти в окружающем ее пространстве какой-нибудь инициированный мужем изъян (но все, к ее несчастью, казалось просто идеальным:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10