Зная, что их разговор пишется на пленку, и не уверенная в том, что Камелина, будучи человеком странноватым, не отберет этот клочок обратно, она, довольно четко проговаривая каждое слово, начала читать вслух. Но при первых же словах ей стало не по себе…
– «…Мы были бы Вам благодарны, если бы Вы, в связи с предположенными опытами для испытания нашего нового снотворного средства, отдали в наше распоряжение определенное количество женщин…»
Земцова взглянула на Камелину с выражением полного непонимания на лице.
– Каких еще женщин… «…Мы получили Ваш ответ. Цена 200 марок за одну женщину кажется нам, однако, высокой». Да что за бред! Так… – Она поймала глазами ускользающие строчки: – «…Мы предлагаем не свыше 170 марок за голову»… Людмила, может, вы мне что-нибудь объясните?
– Хм… Если бы я только могла… Вы читайте дальше… У вас сейчас волосы встанут дыбом…
– Ладно, поехали дальше… «…Если это для Вас приемлемо, мы возьмем женщин… Нам нужно приблизительно 150 женщин…» Ничего себе… «…Прошу приготовить 150 женщин, по возможности наиболее здоровых… Мы получили 150 присланных женщин… О ходе опытов мы будем Вас уведомлять…»
– А теперь последнюю строчку… – прошептала Камелина и вся напряглась, не спуская глаз с Земцовой. – Ну же, читайте…
– «…Опыты окончены. Все женщины…» – Юля замотала головой и отшвырнула от себя листок. – Не может быть… Все женщины умерли…
Камелина подняла листок и дочитала до конца:
– «…Вскоре мы снесемся с Вами относительно новой доставки».
– А что там… на обороте? – немного придя в себя, спросила Юля и с молчаливого согласия Камелиной вернула листок себе: – Бахметьевская, дом 125, квартира 6… Адрес. Вот это уже зацепка… Вот бы теперь узнать, чьей рукой он был записан… Ну и задачку вы мне задали…
– Вы же смотрите телевизор, читаете газеты, знаете, что происходит в стране, в мире… Люди пропадают… Возможно, существуют какие-то тайные организации, которые ставят опыты над живыми людьми… Но вот только почему они покупают женщин за марки, а не за евро?

Глава 2

Сергей Иванович Ивлентьев вот уже почти полгода жил в состоянии, похожем на сумасшествие. И это было чудо что за ощущение. Он в свои пятьдесят семь лет вдруг почувствовал в себе какие-то скрытые силы, о существовании которых даже и не подозревал. Он теперь легко шел по улице, размахивая своим учительским портфелем и наслаждаясь каждой, отпущенной ему жизнью минутой, не желая задумываться о последствиях своей новой и очень необычной жизни. Хотя внешне все выглядело, как всегда, буднично и серо. Школа с ее грязными, вонючими коридорами, какие-то идиотские плакаты на стенах, холодные классы с застиранными шторами, напыщенные и разряженные в пух и прах женщины-преподаватели, обсуждающие в учительской друг дружку и демонстрирующие в присутствии своих коллег мужчин все, вплоть до нижнего белья… В середине сентября ему неслыханно повезло: его коллега, преподавательница русского языка и литературы, перешла работать в лицей. Ивлентьев, поделившись с другой коллегой нагрузкой, взял себе старший класс, в котором училась Оля. Он сообщил эту новость жене.
– Тебе хотя бы заплатят за это? – спросила она, усаживаясь напротив мужа. Их разделяла тарелка с горячими щами. – Сережа, ты чего молчишь?
– Да, конечно… Копейки…
Жена у него была хорошая – добрая, пухлая и рыхлая, как теплый свежий хлеб. Она мягко ступала по вытертым до марлевости коврам, неслышно возилась на кухне и так же неслышно дышала, когда они спали рядом в супружеской постели. Сергей Иванович уже давно перестал замечать ее присутствие в доме. Привык к ней, как к старой гладильной доске, о которой вспоминают лишь тогда, когда надобно погладить брюки… Возвращаясь домой из школы, где он мог часами наблюдать за жизнью раскованных и веселых старшеклассниц и желать их тайно, он испытывал непередаваемое чувство ущербности за тот образ жизни, который ему приходится вести ради того, чтобы в глазах своего окружения выглядеть скромным и ничем не выделяющимся человеком, лишенным каких-либо радостей жизни, словом, обыкновенным учителем литературы. Но литература-то говорила как раз об обратном – классические произведения были до краев наполнены красивыми женщинами, бурными страстями, иллюзией полнокровной, настоящей жизни. Сергей же Иванович уже давно перестал замечать вокруг себя даже природу, которой раньше любовался. Он медленно, но верно превращался из жизнелюбивого и веселого человека в механическую куклу, выполняющую одни и те же, запрограммированные своим мрачным создателем, действия. Каждый его день не отличался от предыдущего абсолютно ничем. Он просыпался рано утром, тормошил жену, затем вставал с постели и открывал форточку, чтобы впустить в душную крохотную спальню, забитую мебелью, хотя бы немного свежего воздуха. Затем направлялся в ванную комнату – принять душ и почистить зубы неизменной девятирублевой пастой «Жемчуг». Он готов был находиться там с закрытыми глазами, чтобы только не видеть каждый день эти выщербленные плитки пола и стен, эту ненавистную ему черно-белую клетчатую рябь, свидетельствующую о хронической нищете и заброшенности. Еще его тошнило от вида загрубевшей и замызганной, грязной полиэтиленовой пленки (с едва проступающими на ней нарисованными розовыми и голубыми дельфинчиками), служившей супругам занавеской, отгораживающей ванну от остального пространства, обычно собранной в самом углу ванны, – источник заразы и плохого настроения… После душа – завтрак. Бутерброд с так полюбившимся жене немецким мясным паштетом, который заканчивался буквально через мгновение после того, как открывалась очередная баночка с изображенным гусем на крышке.
1 2 3 4 5 6 7 8