Василий. Я и дал ширпотреб. На моей памяти таких брошек изымали штук шесть, и все на одно лицо. Не на ней ты погорел, Саша, а на легенде. Драгоценности в каком-то кресле - неправдоподобно.
Томин. Судишь по себе, Василек, без учета среды. Там господствуют два девиза: "На свалке все есть" и "Кто ищет, тот всегда найдет!" Сказания о кладах передаются из уст в уста, и им принято свято верить. Так что легенда была беспроигрышной! А подвела твоя брошка... Точно говорю.
Василий (вертя брошку). Странно...
Томин. Главное - обидно. Меня наводят на нужного человека, он уже лезет за деньгами, и вдруг вижу - узнал ее и сразу корчит оскорбленную невинность и коленкой пониже спины... ПОШЛИ, распишемся, что я ее вернул, но запомни: на тебя вот такой зуб!
Уходят.
Сцена сороковая
Кабинет Знаменского. Продолжается допрос Воронцова.
Воронцов. Должен кто-нибудь заведовать и свалкой, Пал Палыч,
Знаменский. Но почему именно вы? Говорят, были одаренным певцом, подавали надежды... Мрачный финал.
Воронцов. Вы интересовались моим прошлым. Наводили
справки.
Знаменский. Даже приглашая в гости, о новом человеке стараются узнать побольше, а я приглашаю на допрос. В этом доме инкогнито соблюсти трудно... Итак, почему?
Воронцов. Простенькое словечко. А сколько за ним стоит! Целая загубленная жизнь... Вы касаетесь глубокой раны, Пал Палыч. Если бы не ваши добрые, умные глаза и необъяснимая уверенность, что вы сможете понять...
Знаменский. Попытаюсь.
Воронцов. Был молод и красив. Пел так, что зал сходил с ума. И, между прочим, без микрофона во рту, как нынешние! Жизнь рисовалась сплошным триумфом... Но искусство - нескончаемый труд. А я женолюбив и жаден до удовольствий. Были поклонницы, были деньги, но хотелось все больше... Начались левые концерты,- изредка, потом чаще. Стал чем-то вроде антрепренера, сколачивал труппу, организовывал гастроли, даже конферировал немножко. Словом, зарвался... И вот - суд, скандал, несмываемое пятно на имени. Три года за решеткой... Вышел - кто не здоровается, кто сочувствует с гаденьким любопытством во взоре. Все рухнуло. Встречи со старыми друзьями резали ножом...
Знаменский. И вы не пытались вернуться на сцену?
Воронцов. Пытался, Пал Палыч. Но прежние завистники получили козырного туза в руки! Меня третировали, как могли. Где было петь? В киношке перед сеансом? Какая-нибудь давняя знакомая вдруг кидалась к эстраде с истерическим воплем: "Боже, это Евгений Воронцов!"... Опустим жестокие подробности, дорогой Пал Палыч. Я - на свалке, этим все сказано. В конце кон-цов, мог просто спиться и умереть под забором. Но выстоял... И глубоко-глубоко еще доживает в смертных муках артист!..
Знаменский. Нет повести печальнее на свете... (После паузы.) Однако дело есть дело. Должен получить от вас подробные разъяснения но всем пунктам составленного нами акта.
Воронцов. Какого именно?
Знаменский. Того, который вы подписали при изъятии болванок, стружки и обтирочных концов. Воронцов беспокойно взглядывает на часы. Спешите?
Воронцов. Честно сказать, сердце не на месте... Возможно, сочтете это причудой холостого чудака, но - кот двое суток не кормлен! Загулял, негодяй, и пропал.
Знаменский. Где двое суток, там лишний час не в счет.
Воронцов. Мне казалось, казенное время истекло.
Знаменский. Бог с ним, со временем, мы только-только разговорились!
Сцена сорок первая
Лёля и Ляля стоят на улице на прежнем месте встречи с Воронцовым.
Леля. По-моему, двадцать минут - предел, даже для Евгения Евгеньича со всеми его государственными заботами!
Ляля. Главное - так упрашивал! А теперь неизвестно, что и делать, весь вечер из-за него испорчен.
Леля. Пошли! У Станиславского знакомый администратор,
еще успеем.
Быстро уходят.
Сцена сорок вторая
Криминалистическая лаборатория. Кибрит и только что вошедший Томин.
Томин. Здравствуй, чужая невеста! Еще трудишься? Кибрит. Кончала для Пал Палыча графологическую экспертизу. Пятнадцать раз "В. Бах", и все по-разному. С умыслом, но неумело.
Томин. Ну-с, я остыл и пришел поздравить.
Кибрит. Вот и умница! Давай я тебе за это галстук поправлю. Как дела?
Томин. А!.. Сегодня вроде бы разогнался и - прокол.
Кибрит. Бедный Шурик.
Томин. Зато с прикладной археологией покончено. Буду регулярно стричься-бриться-умываться. Можно покрутить телефон? (Набирает номер.) Томин говорит... На сегодня всё. Иду домой... Кто меня ищет?.. Ну?! Ура, ко второму антракту явлюсь! (Кладет трубку, к Кибрит.) В Театре Станиславского сидят две девицы роскошного пошиба, без кавалеров, и на одной серьги - коллеги уверяют, что из краденых!..
Кибрит. Ну, наконец-то удача! Теперь дело двинется?
Томин. Еще бы! Смешно ?- я ведь сам мог быть на этом спектакле: третьего дня в отделе распределяли билеты... Да, теперь либо дело двинется, либо начнется самое сложное.
Кибрит. Почему?
Томин. Потому что от одних сережек, Зинуля, проку мало. Предстоит найти два джерсовых костюма, кожаное пальто, норковую шубу, ковер три на четыре, цветной телевизор, часы, магнитофон... Списочек на шестьдесят семь предметов!
Кибрит. Но если у тебя будет девица...
Томин. Девица, бесспорно, дар судьбы! Только бы не промахнуться. Кто она? Теоретически - кто угодно. Воровка. Наводчица. Совершенно посторонний человек, к которому серьги попали из десятых рук. Возможен любой вариант. А мне через нее надо выйти на всю банду.
Кибрит. Как первый шаг, по-моему, нужно просто познакомиться.
Томин. Да, аккуратный первый шажок... Я выгляжу для театра?
Кибрит. Сойдешь.
Томин. "Сойдешь" - мало. Должен быть неотразим! (Шутливо.) Может, навертеть чалму и представиться восточным принцем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38