Оказалось, что на дне этих рачков множество. На экране можно было видеть, с какой жадностью они сосали куски мяса, брошенного им в виде приманки. Но вот Джон Клаух дал команду: «Телекамеру вверх!». И камера вместе с мешком стала быстро подниматься. Мощные струи воды, возникшие при этом, пытались оторвать обжор от мяса. Мы продолжали, не отрываясь, наблюдать: они не обращали на эти течения никакого внимания. «Может, им привычны такие течения!» — крикнул океанолог из Калифорнии. А биологи были уже озабочены вопросом: что же ели эти прожорливые полчища, пока мы не бросили им куски тюленьего мяса? На дне и в воде не удалось пока обнаружить ничего похожего на корм.
Дошла очередь и до нас с Виктором, и нам тоже очень повезло. Точнейшая электронная аппаратура — кварцевый термометр — медленно пошла вниз, через толщу подледникового моря. Светящиеся цифры на экране показывали температуру, близкую к точке замерзания морской воды. Ну и что же. Никто и не ожидал иного для этого моря. Термометр все шёл и шёл вниз, и вдруг как будто что-то произошло под водой. Вроде рыба клюнула. Цифры заплясали, меняясь, как в водовороте: все теплее, теплее. Зрители зашептались, заговорили. А цифры вдруг перестали плясать. Температура снова установилась, хотя термометр шёл все вниз и вниз. До дна было ещё далеко. Так нам с Виктором посчастливилось узнать, что у дна подлёдного моря температура воды выше точки замерзания; правда, всего лишь на полградуса, но это обо многом говорило.
Ещё целый месяц продолжалась круглосуточная интернациональная вахта в лагере «Джей-Найн». Мы научились заново разбуривать замерзающую скважину, и каждые два-три дня над лагерем клубились дым и копоть реактивной горелки, гремели компрессоры, свистела раскалённая сверхзвуковая струя газа, окутанная паром от испарявшейся воды. Наши когда-то красные куртки стали чёрными от смеси сажи и масла.
Каждый день приносил новые результаты. Я надумал повесить перед телевизионной камерой горизонтальный диск с компасом, а в центр диска выпускать тонкую струю окрашенной жидкости. Оказалось, что струйка и её перемещение хорошо видны на экране телевизора, на фоне диска и стрелки компаса. Подкрашенная жидкость заливалась из полиэтиленового бидона из-под масла в разноцветные баллончики — детские воздушные шарики, оставшиеся после праздника рождества и Нового года. На подкраску жидкости ушли все запасы чернил для авторучек.
Газеты громко оповещали: «Ледник Росса пробурён!» Но время уже работало не на нас. Люди так устали, что спотыкались на ходу. В шумной и весёлой раньше кают-компании уже не слышно было прежнего смеха и шуток. На завтрак вставали с трудом.
Да и техника уже поизносилась. Компрессор был разобран, и разбуривать скважину огневой горелкой было уже нельзя. Правда, к этому времени соорудили устройство для электроподогрева воды. Нагретая в котле вода по трубам поступала в скважину и предохраняла её от быстрого замерзания.
Антарктида умеет побеждать
Пора было переходить к заключительной фазе Проекта, которая принадлежала русским и норвежцам. Норвежцы вот-вот должны были прилететь.
Мы с Виктором собирались опустить через скважину к нижней поверхности ледника наш «зонтик», над которым Виктор работал последние два года. «Зонтик» должен был остаться под ледником навсегда.
Норвежцы намеревались опустить через скважину и тоже оставить навсегда в море под ледником акустические измерители течений и температур. Скважина для нас с ними была одна, последняя. Но, как назло, в день прилёта норвежцев в Новую Зеландию наша электростанция вдруг сломалась, а значит, прекратился и приток энергии в скважину.
В полярных экспедициях право принимать решения принадлежит только начальнику, как капитану на корабле. У нашего начальника было две возможности: первая — разрешить нам с Виктором опустить свои приборы сразу же, как только стало ясно, что поток живительного тепла от электростанции прекратился. И дать норвежцам, которые только что обогнули земной шар, такую телеграмму: «Мы решили не ждать вас. Скважины, к которой вы летели, уже нет». В этом случае половина заключительной программы — наша — была бы выполнена наверняка. Норвежская же половина — наверняка нет.
Вторая возможность: попытаться немедленно переправить норвежцев из Новой Зеландии в лагерь «Джей-Найн» и приложить все усилия, чтобы сохранить скважину до их приезда. В этом случае, при удаче, можно было бы выполнить всю программу, но имелся и риск того, что скважина замёрзнет пустой.
Джон Клаух избрал второй вариант. Мне он лишь коротко бросил: «Будь наготове».
Мы проверяли и перепроверяли оборудование, а Джон Клаух и его ребята изо всех сил пытались сохранить скважину. Они опустили в неё толстую проволоку и дали на неё весь ток, который можно было выжать из аварийного движка. Отключили даже электроплиту камбуза.
Но Антарктида умеет побеждать, когда захочет. Конечно же, все это время где-то над Южным океаном и Антарктическим побережьем бушевали штормы и норвежцы вынуждены были сидеть в прекрасном Чи-Чи, как американские моряки называют Крайстчерч — новозеландские ворота в Антарктиду. А у нас дела шли не блестяще. Часть проволоки с тяжёлым грузом, подвешенным на её конец, вмёрзла в стенки скважины.
— Игорь, теперь твой шанс, — сказал смертельно усталый Джон,
Какой уж тут шанс, когда от скважины почти ничего не осталось? Однако мы бросились на скважину как львы и начали совать в неё наши неподъёмные трубы и бухты тяжёлых кабелей. Сначала показалось, что все идёт хорошо. Но чуда всё-таки не случилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47