Будет нашим покровителем- кто сравнится с нами в силе?
- Станет нам помогать хан найманский!- пренебрежительно отмахнулся от
Кудун-Орчана Тохто-беки.- Он спит и видит наш улус под своей рукой. Если
уж искать помощников, то не здесь, а в стране кэрэитов. Как вы знаете,
после смерти хана кэрэитов Курджакуз-Буюрука страну поделили между собой
четыре его старших сына. И теперь каждый хочет захватить власть над
другими. Одному помогая, другого осаживая, мы добьемся того, что
властителем кэрэитов станет тот, кто будет нашим другом.
- Ты умен и дальновиден,- похвалил Тохто-беки шаман Турчи.
Соглашаясь с ним, нойоны, старейшины дружно закивали головами.
Чиледу понял, что все они напуганы последним поражением и ни за что не
решатся начать войну с тайчиутами, будут обхаживать соседние племена, а
это затянется, быть может, на годы. Тогда прощай Оэлун.
Не смея вступать в разговор, он умоляющими глазами ловил взгляд своего
хозяина Тайр-Усуна. Но о нем, кажется, все забыли. У Тайр-Усуна были свои
заботы.
- Нам надо ехать в Баргуджин-Токум,- сказал он.
- Там племена малочисленны, какая от них польза?- перебил его
Кудун-Орчан.
- Мал жаворонок, да петь умеет, ворон большой, но только каркает!-
поучающе сказал Тайр-Усун.- Воины лесных народов находчивы и отважны. Но
дело не только в этом. Нигде нет таких искусных звероловов и охотников,
как в Баргуджин-Токуме. И только там добывают самый прекрасный мех. Нам
нужны шкурки соболей. Много шкурок. Шелковистым мехом и мягким словом мы
сделаем с кэрэитами то, чего невозможно добиться острым мечом.
По натянутому полотну шатра стучал дождь, шумел ветер. В мокрой одежде,
продрогший, никому здесь не нужный, Чиледу сам себе казался бродячей
собакой, терпеливо ожидающей подачки с чужого стола. Он громко кашлянул.
- Ты еще здесь?- удивился Тохто-беки.
- Дайте мне десять воинов!- Чиледу приложил руки к груди.- Я змеей
проползу по траве... Я вернусь с Оэлун. И Есугея или его голову привезу.
Тохто-беки опередил Тайр-Усун. Он сказал:
- Есугея ты не привезешь ни живого, ни мертвого, но осиное гнездо
разворошишь.
Тохто-беки жестко добавил:
- Ты бежал от врагов быстрее, чем суслик от коршуна. Я тебе не доверю
сейчас даже десять захудалых меринов. Иди.
- Я не могу... Я прошу...
- Прочь!- рявкнул Тохто-беки.
Все еще не веря, что его надеждам пришел конец, Чиледу не двинулся с
места. Кудун-Орчан вскочил, подтолкнул его к выходу и пинком вышиб из
шатра. Чиледу поскользнулся на мокрой траве, упал лицом в лужу.
Нукер под навесом оскалил зубы.
- Это тебе свадебный подарок, да?
V
Наступила осень. По утрам на траву ложилась уже не искристая роса, а
колючая седая изморозь.
Тайчиуты перекочевали в предгорья Хэнтэйского хребта. Здесь не было
бескрайних степей, как на родине Оэлун. Пологие холмы, горы, покрытые
лесом, а меж ними речные долины с густой и высокой травой. Горы и леса
угнетали Оэлун, мир казался ей темным, мрачным, таящим в себе немую
угрозу. Целыми днями она сидела в своей юрте. Вечером, накинув на плечи
шубу, выходила наружу, садилась под старой сосной, смотрела на яркие
звезды, на искры, вылетающие из дымовых отверстий юрт. В эти часы ей
казалось, что она дома. Вот сейчас в центре куреня вспыхнет большой общий
огонь, к нему соберутся люди, и старый улигэрч ' поведет неторопливую,
затейливую речь о багатурах и чудищах, о добрых и злых духах.
[' У л и г э р ч - сказитель; у л и г э р - сказ.]
О, как она любила такие вечера, с каким трепетом впитывала в себя
красочный, жутковатый мир улигэров. В детстве после этих вечеров долго не
могла заснуть. С головой забивалась под овчинное одеяло, прижималась к
теплому боку матери и, слушая таинственные шорохи ночи, тихо вздрагивала
от сладкого страха. Повзрослев, перестала бояться сказочных чудовищ. Все
больше и больше в улигэрах ее занимали подвиги бесстрашных багатуров.
Нередко во сне к ней приходил храбрый красавец в золотых доспехах, брал ее
на руки, и на чудо-коне они летели над степью к сияющим звездам.
Теперь ей снится только Чиледу. Каждый раз она видит его в грязной,
изорванной одежде, с разбитым в кровь лицом. Есугей ни разу не приснился.
Она боится его возвращения, не хочет думать о нем, но все равно думает
нисколько не меньше, чем о Чиледу. И порой происходит непонятное: Есугей и
Чиледу сливаются в одно лицо, и тогда ей кажется, что она безнадежно
перепутала сон и явь, быль и сказку и скоро сойдет с ума.
Сидеть под старой сосной при свете звезд Оэлун любила еще и потому, что
безотчетно ждала: когда-нибудь из темноты бесшумно возникнут всадники,
посадят ее в седло, и она навсегда уедет отсюда. Сейчас, когда многие
мужчины ушли воевать с татарами, а те, что остались, тревожатся лишь об
одном: с чем вернутся воины - отягощенные добычей или искалеченные, к чему
готовиться - к радостному пиру или печальным поминкам,- сейчас, как ей
думалось, уйти отсюда было бы не трудно. Она ждала Чиледу не день и не
два, потом поняла, что он не приедет за ней, и думать об этом перестала,
но безотчетное ожидание жило в ней против воли.
Оэлун никто ничем не обременял. Хоахчин и ее братишка Хо, тихий
мальчонка, смешно выговаривающий монгольские слова, исполняли любое
желание. На людях они держались с ней рабски предупредительно, но стоило
остаться одним - оба преображались. Хоахчин без умолку болтала, смеялась,
гримасничала. Хо, слушая сестру, чуть улыбался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23