Тенненбаум обрисовал Арону его будущую деятельность. Он ищет человека, который мог бы вести для него бухгалтерию, человека, который знает все ходы и выходы — а их «много больше, чем вы полагаете», — и тем дает возможность иметь точное представление о состоянии дел. До сих пор все шло кое-как, сказал Тенненбаум, он сам выполнял эту работу, ничего в ней не смысля, что поглощало уйму времени и приносило мало результатов.— Итак, вы могли бы взять это на себя?— А для кого я должен вести бухгалтерию?— Для меня, для кого ж еще?— Вы меня не поняли. Я имею в виду, для налоговой инспекции, для финансового управления или для кого-то еще?— Для меня, — отвечал Тенненбаум. — К начальству мы не имеем никакого отношения. Для меня, чтобы я был в курсе.Как объяснил мне Арон, это неслыханно упрощало дело, чтобы без разницы между доходом и прибылью, да это просто детская забава для опытного бухгалтера. Оставался лишь вопрос о вознаграждении, Арон вообще чуть об этом не забыл, потому что для него это был вопрос второстепенный. * * * Мне это представляется преувеличением или, если угодно, преуменьшением, я не могу поверить, чтобы деньги уж настолько не играли для него роли. Поэтому я говорю:— Извини, пожалуйста, но это ты должен мне объяснить.— А чего тут объяснять, — говорит он обычным ворчливым тоном, раздосадованный тем, что я перебил его, — как я говорю, так оно и было.— Вознаграждение не могло быть для тебя второстепенным вопросом. Я бы даже сказал, что наоборот. Я скорей понял бы, если бы ты попытался выбить из него по максимуму. Я ведь то и дело слышу, сколь велико было твое желание наверстать упущенное, одно с другим как-то не согласуется.— А от кого ты это слышишь? От меня, что ли?— Допустим, не от тебя, но разве я не прав? Разве ты не испытывал огромное желание наверстать упущенное?Тут Арон требует, чтобы я перестал прерывать его своими догадками и предположениями. Чтоб я оставил его в покое и довольствовался тем, что уже от него услышал.— Если хочешь знать, дело обстояло как раз наоборот. Я вовсе не хотел иметь все больше и больше. Я обходился столь малым, что порой мне казалось, будто у меня не все дома. Да так оно, собственно, и было — минувшие годы убили во мне желания, я сам себе казался словно в раю. Красивая женщина, квартира, вновь обретенный ребенок, и еды хватает, разве я посмел бы мечтать о подобном счастье, когда был в лагере? А тут я стану в позу и начну разговоры из-за каких-то грошей? * * * По словам Арона, Тенненбаум лишь перед самым концом их беседы поднял финансовый вопрос, пожалуй, даже с некоторым опозданием, потому что явно ждал, когда об этом заговорит сам Арон. Но Арон так и не заговорил, и поэтому у него не осталось другого выхода. Он предложил Арону на выбор два варианта: либо получать две тысячи марок в месяц, либо иметь постоянную долю в прибылях в размере одного процента, причем и в том, и в другом случае получалось примерно одно и то же.Тенненбаум сказал:— Я хочу хорошо зарабатывать, но, как видите, не на вас, не на моих людях.— Я согласен, — ответил Арон.— На какой вариант?— Выбирайте сами.Тенненбаум улыбнулся словам своего нового бухгалтера, за непритязательностью которого, может быть, скрывалась душевная тонкость, и решил выплачивать процент с дохода. Он передал Арону все бумаги, две книги и множество квитанций, еще раз обратил его внимание на то, как запущена бухгалтерия, и спросил, не нужно ли Арону уже сейчас немного денег, ну, например, чтобы купить канцелярские товары или просто для личных нужд.— Нет, не надо, — сказал Арон. — А где я буду работать?— Как насчет того, чтобы у вас дома?— Не очень…— Тогда попробую раздобыть для вас помещение. Я вспомнил, что в погребке, сзади, есть еще одна маленькая комнатушка. Посмотрите, хватит вам места или нет.— Ладно уж, — сказал Арон после недолгого раздумья, — в конце концов можно и у меня дома. * * * Работа оказалась довольно простой, бухгалтерских уловок от него не требовали, просто Тенненбауму следовало быть в курсе дел. Детские игрушки, говорил Арон, на них уходило от силы два часа в день, а можно бы и еще быстрей, если бы всякий раз не всплывало множество на удивление мелких позиций. К примеру, восемнадцать клещей или двенадцать бритвенных зеркалец; Тенненбаум ничем не брезговал, и успех был ему наградой.Один процент участия в прибылях никогда, за исключением месяцев особого затишья, не опускался ниже упомянутых двух тысяч, а в среднем значительно превышал эту цифру; словом, Тенненбаум принял удачное — или, скажем, великодушное — решение. Помимо всего прочего, Тенненбаум предоставил ему возможность получать часть своего заработка товаром из того ассортимента, который на данный момент имелся у фирмы в наличии, причем получать по закупочной цене, не известной более никому, кроме них двоих. Таким образом, деньги Арона стоили куда больше, чем стоили бы те же самые деньги в руках у немца. Он ни разу не пытался поговорить с Паулой о своей работе, с ним не происходило ничего такого, что следовало бы подробно обсуждать. Его трудовую деятельность, как и его неожиданное богатство, Паула воспринимала с полным спокойствием, она не проявляла никакого интереса, не задавала вопросов, и, однако же, у него порой возникало такое чувство, будто он участвует в некоей тайной войне, словно они мерятся силами, ожидая, какая из сторон первой выскажется по этому поводу. Только в самом начале, когда он объяснял ей смысл и цель своей работы, из чего вообще никогда не делал тайны, она дала почувствовать свое неприятие. Она сказала так: «Ну, если ты думаешь, что это тебе подходит…»И больше ни единого слова, тема, как избавить его дни от бессмыслицы, теперь, когда он казался вполне довольным, для нее больше не существовала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78