— Но этому не бывать — ты не стоишь мизинца этой женщины, Тебе неведома любовь, а ведь она живёт в её сердце. Твоё же — полно соблазна и греха.
— Так я живу во грехе, Иисус?-Фарисей задохнулся от ярости и бессилия от его выходки.-Я, уважаемый всеми служитель Господа, а не эта блудница?… Ты проводишь с ней свои ночи, а потом приводишь сюда, обнимаешь при всех и велишь кланяться ей, как святой? Где же твоя истина, Иисус, как же Отец твой позволяет тебе это?!
— Где моя истина? Да вот здесь! Где Царствие Небесное? Оно здесь, Рахим! Здесь, слышите, вы, любители обмана! -Он вдруг изменился в лице и выкрикнул это грозно, сдерживая рвущуюся наружу яростную силу. — Побежите туда, куда вам укажут, сделаете то, что вам велят, а просить будете — не допроситесь! Нет вам дороги, и в пропасть ведут ваши пути! Нет у вас других помыслов, как о грехе, и смерть — удел всех ваших желаний! Вам не быть там, где буду я — запомните это! А я обещаю жизнь идущим со мной! Жизнь! И весь мир.
Он гордо сверкнул глазами и покинул синагогу, уводя за собой Марию, а вслед за ними, опомнившись, пустились бегом Пётр, Андрей и Иуда.
Из синагоги тут же вышли и поспешили за ними два утренних иудиных приятеля, сыны рыбака Заведея из Капернаума, Иаков и Иоанн.
— Эх… всё! Нет назад дороги! Ничего, ещё без драки обошлось… Жалко! Хороший был город…
Пётр говорил, ни к кому не обращаясь, под тягостное молчание остальных, пока терпение у Марии не лопнуло.
— Довольно… -сказала она, вставая. -Я ухожу, довольно меня попрекать… Забудьте всё, возвращайтесь к Сулиме, без меня он даст вам ночлег. Потемнеет скоро — идите.
Все неловко отвернулись, у кого-то вырвался тяжёлый вздох. Где-то неподалёку надрывно крикнула птица и словно захлебнувшись вечерней тишиной, умолкла.
— Вот, держите… -сказала она, протягивая монеты. — Вы накормили меня вчера… Держи, Иуда… чего ты? Бери!
— Возьми деньги, Иуда, -вдруг сказал Иисус.
Иуда поднял голову, но не пошевелился.
— Сходи на базар, купи еды и возвращайся назад.
Иуда отрицательно покачал головой и опустил её снова.
— Пусть она идёт, учитель, -сказал Андрей. — Нам не нужны её деньги.
— Это наши деньги. И она никуда не пойдёт.
— Ну, всё! -Пётр хлопнул себя рукой по колену и встал. — С горы и вниз понесла нелёгкая!… Непременно нужно было тебе явиться с ней! Спала бы себе и дальше, краса многогрешная! Столько трудов — и всё теперь зря! Зря! И дня не прошло… Куда прикажешь идти теперь?
— Я пойду, Иисус, -сказала Мария, едва дыша. — Разве я в силах вынести это? О, зачем только ты позвал меня с собой! Я прожила целую жизнь за один день, счастье и несчастье, любовь и разлуку… Никого нет добрее тебя и лучше, но, верно, и одной ночи иногда бывает слишком много!
— Одной ночи? -Спросил Иисус, поднимаясь с земли. -Я смогу защитить тебя, я никому не дам тебя в обиду, теперь ты это знаешь. Но если есть другое место, где тебя ждут, куда зовёт тебя твоё сердце — значит, я ошибся, можешь уходить.
— Нет! -Вскрикнула Мария в страхе, что он мог подумать так. — Нет у меня теперь другой судьбы и другой дороги!
— Тогда оставайся со мной -все дни и все ночи. Пётр! Я ни слова более вам не скажу. Иуда принесёт еду, и мы отправимся смотреть закат к морю. Купи рыбы, Иуда — мы пожарим её и запьём хорошим вином.
— У нас дома полно рыбы, -сказал Иоанн. — Мы можем вернуться и принести.
— Слышал, что сказал Пётр? Назад уже дороги нет. Завтра мы отправимся в Кану. Беги на базар, Иуда, -солнце не будет ждать.
— Нет, нет… -пробормотала Мария, глядя вслед убегающему Иуде, — не спеши так, Иуда, можешь не спешить… пускай солнце подождёт…
Она опустилась на землю у ног Иисуса, и подняв голову, преданно посмотрела ему в глаза, ничего вокруг уже не замечая.
— А оно и правда, Иисус… -замявшись, сказал Пётр, неловко и сам присаживаясь рядом. — Тепло как, ночлега можно и не искать… Да и ужин на берегу получше будет… на что нам этот Сулима?
— Выходки его дочки уже вот где! -Заявил и Андрей, скривившись и указав на шею. — То умирает она, то прыгает, как коза…
— О, да… -смущённо подхватил Иоанн. — Всему городу известно, что это за девица…
— Как Иисуса увидит -так сразу помирать! — Разгорячился Пётр. — На лавку — и плохо ей! Пока он за руку её не возьмёт, не встанет, всё чтоб он рядом сидел! Ах, вот же ещё…
— Хорошо как с вами… -задумчиво сказал Иаков, перебивая его. — Ужин на закате, ночлег на берегу… а завтра в путь — и жизнь уже другая!
— Это что! Мы куда угодно можем пойти! -Похвастался Пётр. -Я завтра всё решу, увидите — не пожалеете!… Мария… Ты… ты пойдёшь с нами? — Хмурясь, спросил он робко.
— Конечно, она пойдёт с нами, Пётр, и никого не станет слушать, -за неё ответил Иисус, и сам садясь между ними. — Теперь нас ждёт долгая дорога.
— Расскажи нам, учитель… -попросил Пётр, заглядывая ему в глаза. — Расскажи, что нас ждёт… На что похоже Небесное Царствие?
— Да погоди, -обрвал его Андрей. — Иуда не слышит, пошёл за рыбой… нечестно так.
— Иуда у нас сам куда хочешь дорогу найдёт, и туда, и обратно… Расскажи, Иисус! Про Царствие… про весь мир расскажи!
Иисус страдальчески поморщился и поднял глаза к небу, на котором начинали уже сгущаться краски заката, и облака из белых становились тускло-синими. Подумав о чём-то, он улыбнулся, и лицо его посветлело. Чётче обозначилась на тонком носу маленькая горбинка, острее стал узкий подбородок, упавшие назад тёмные волосы открыли высокий чистый лоб. Вслед за ним Мария посмотрела в небо, изо всех сил пожелав угадать его мысль, и глаза её потеплели, подёрнулись поволокой… и тогда она улыбнулась тоже, едва сдерживая рвущуюся прямо из сердца неистовую радость — безмолвную, как знающая свой час стихия, и бесконечную, как путь до самой высокой звезды…
Дееписатель Фома
Тиха была галилейская Кана, в которую вошли они на рассвете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18