Она вновь рассмеялась.
— Обычно хихикают только дети; это такой шум, который поднимают маленькие девочки, когда собираются вместе, — объяснила она мне.
— А у нас детеныши поют, правда, поначалу не особенно хорошо. Но звучит похоже, — ответил я. — А твой народ поет?
— Да. У нас, думаю, все умеют петь, правда, не все делают это хорошо. Джеми всегда говорил мне, что у меня голос, как у простуженной лягушки.
Я улыбнулся в темноте.
— Никогда не слышал, как поют простуженные лягушки. Не споешь ли ты мне что-нибудь?
— Как, сейчас? — она была удивлена и, казалось, обрадована.
— Да. А я подпою тебе, если сумею.
— А ну как ты не знаешь песни?
— Малютка, — сказал я ласково, — я схватываю все на лету. Она выпрямилась и прочистила горло.
— Учти, ты сам попросил, — сказала она. — Это колыбельная, какую матери напевают своим крошкам, чтобы помочь им уснуть.
Она пропела чудесную песню, нежную и тихую. Голос у нее был замечательный, хотя и звучал очень молодо. Я решил, что Джеми, вполне возможно, не все знал о ней. Когда она запела вновь, я присоединился к ней вторым голосом, стараясь, чтобы созвучие было таким же простым, как и напев. Вопреки моим опасениям, она не остановилась, а пропела всю песню до конца. Мне было приятно слышать, как наши голоса сливаются вместе.
Когда стихли последние нотки, она сказала негромко:
— Если бы тебя услышали барды, они пали бы к твоим ногам и умерли бы от счастья. Я никогда еще не слыхала ничего столь красивого, если, конечно, убрать мое собственное пение. Прошу тебя, Акор, спой мне что-нибудь! — взмолилась она. Голос ее был тихим, словно она боялась говорить громко.
Никакая иная ее просьба не могла бы тронуть меня до такой степени, и это было самым лучшим, чем я мог бы ее одарить. Возможно, я искушал судьбу.
Возможно, судьба была благосклонна к нам с Ланен.
Все ее существо теперь переполняло меня, вплоть до мелочей, и кроме нее ничего больше не было.
— Ланен, дорогая моя, для меня это честь. Я исполню тебе новую песню, ее подсказало мне сердце прошлой ночью.
Я закрыл глаза. Поначалу в мои намерения не входило спеть ей ту самую песню, но сейчас мне уже стало все равно. Думаю, что, за какую бы песню я ни взялся, в конце концов все равно пропел бы именно ту. Я знал: если двое создают такое творение вместе, если их голоса сливаются во время пения воедино, значит, происходит настоящее единение двух существ. Но я не верил, что подобное возможно. Сделав глубокий вдох, я поднял голову и запел песню, которая явилась мне прошлой ночью, когда в мечтах своих я видел Ланен в облике кантри, кружившуюся вместе со мною в полете влюбленных.
Ланен
Он запел, тихо и нежно; мотив был веселым и быстрым, а звуки песни напоминали детский голос. Мне тут же захотелось пуститься плясать и смеяться. Потом песня изменилась, сделалась более печальной и напомнила мне о темных днях, проведенных мною в Хадронстеде. Вскоре я поняла отчасти, о чем он пел. В его песне я услышала свое путешествие по Илсе, музыку рек, а затем и более сильное звучание — шум моря.
Потом голос его сделался низким и приобрел красоту неба и зимней ночи, под покровом которой мы летели с ним сюда. Мне слышалась радость, которую он испытывал, неся в своих лапах, созданных, казалось, лишь для разрушения, хрупкую фигурку своей возлюбленной.
Это была я.
А потом мне показалось, будто я увеличилась в размерах.
В своей песне он превратил меня в деву-дракона, с широкими быстрыми крыльями и пламенным дыханием — свободную, могучую и отважную. Вместе мы взмывали, подхватываемые ночным ветром, творили музыку и, слившись воедино, становились друг для друга всем на свете, — это и в самом деле могло бы произойти, будь Ветры и Владычица к нам милостивее. Я плакала от радости, от изумления и чувствовала, как в этой песне я несусь на крыльях ветра, став неразрывной частью того, кто хранил мое имя в своем сердце.
И я начала ему подпевать.
Я отбросила свои страхи, оставив позади себя все то, что удерживало меня на земле. Я позволила своему голосу присоединиться к его пению, устремиться туда же, куда несся и он; затем мы вновь разделились, чтобы опять слиться воедино… Никогда раньше я не представляла себе подобной музыки: она волновала мне кровь, стремительным потоком струясь по жилам. Ту часть моего сердца, которой он еще не овладел, я отдала ему сама. Я чувствовала, как моя душа вытекает из меня, сливаясь с его душой, пока мы летели друг подле друга. Я ощущала тугой воздух, который рассекала своими крыльями, вдыхала приближение рассвета и радовалась тому, что мой возлюбленный находится рядом; мы были едины с ним…
В конце своей песни он опустил нас на землю. Я больше не подпевала ему, а просто слушала, наслаждаясь восхитительным великолепием его голоса и тем новым, что мы открыли друг в друге.
А потом воцарилась тишина.
Акхор
Говорить мне не хотелось. Когда я вновь пришел в себя, Ланен стояла подле меня, положив руку мне на бок. Я слегка наклонился, а она, потянувшись ко мне, обняла меня вокруг шеи — насколько это было возможно — и прислонила свою голову к моей.
Ближе прижаться друг к другу мы уже не могли.
Ни за что на свете я бы не пошевелился, не сдвинулся с места. Ночь окутывала нас своим темным покровом, опускавшемся сверху, и звездный свет падал на нас, освещая две потерянные души… Наконец она прервала молчание.
— Кордешкистриакор, — прошептала она.
Никто никогда не произносил мое истинное имя вслух. Я почувствовал, как неведомая сила, искрясь, пронизывает меня насквозь, будоража и ужасая; но в то же время от нее веяло теплом любви, исходившей из сердца той, что произнесла это имя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162