Несчастный Травень покраснел так, что хоть фотографии печатай. Глаза его приобрели страдальческий блеск, и, напрягшись, он сделал несколько шагов вперед. Он уже не пытался прикрыть свой синяк.
– Травень Житич, – сказал он и умер. Просто умер на месте – от стыда.
– Знакомься: мой лучший кадр, – вставил и я свое веское слово. – Между прочим, знатная личность: бывший король Неаполя.
Метанка сосколльзнула с моих колен и, безбожно повиливая бедрами, приблизилась к мертвому от скромности дружиннику – склонив набок голову, она посмотрела на него так, как разглядывают мальчиков в журнале «Космополитэн».
– Так-с… Это индивид… Особь мужского пола. Ничего себе генофонд, – сообщила она свое мнение. – В целом я одобряю. А главное – девственник. Эй, генофонд, ты уже достиг половой зрелости?
Если бы Травень был жив, он бы умер вторично.
– Девочка, отойди от трупа, – вмешался я. Кажется, я был рад, что наш тет-а-тет с ведьмой был прерван возвращением подчиненных. Теперь ясно, что Метанка – коллективная галлюцинация, а вовсе не первая ласточка моей собственной белой горячки. Ну что ж, лишь бы на этот мираж в мини-юбке клюнул и Рогволод-Посвист…
– Кстати, а где мой друг и напарник Гнедан? – вдруг поинтересовалось мне. – Я хочу обсуждать с ним план операции…
– Клухе допоможе коров выдаивать, – сообщил Лито, присаживаясь на край лежанки и распутывая веревку на штанах. Он, натурально, был незамысловатый парень. Он собирался снимать штаны в присутствии Метанки.
– А штаны можно бы оставить на месте, – немедленно возникла ведьма. – Я, конечно, втайне фетишистка, но от грязных носков не возбуждаюсь…
Меня начала угнетать ее манера высказывать вслух мои мысли. Как будто сам с собой общаешься. Вот сейчас – не я буду – она кстати вспомнит о стриптизе…
– Ты правильно сделал, Лито, что перестал зарабатывать на жизнь стриптизами. Тут нужны данные – а тебе, наверное, лучше попробовать себя в шахматах.
Лито невозмутимо стащил штаны и бросил их в угол.
– Чемо шуметь, постирала бы, – сказал он кратко и улегся рядом с Гаем на лежанку. – Устал я, браче, – а вечером вновь на дело спешить…
Метанка фыркнула – очень тщательно, презрительно очень. Но никто этого не услышал – в сенях раздался грохот, и дверь, реагируя на удар ноги, распахнулась. Всем сразу стало ясно, что в нашу компанию вернулся Гнедан – удерживая в обеих руках жбан с парным молоком, он аккуратно перешагнул через высокий порог. За ним виднелась Клуха с полотенцем в руках – и тут Метанка снова оказалась у меня на коленях. Я почувствовал, как она вцепилась когтями в плечо – и только потом понял, чего именно она испугалась.
Клуха была уже на середине комнаты. Лицо ее было ужасно. Будь я Репин, писал бы с нее, как Иван Грозный убивает сына. Даже Гай не успел перехватить ее – взмахнув мокрым от молока полотенцем, Клуха со страшной силой стеганула меня по плечу, качественно задев левое ухо, шею и предплечье. Глухо взвизгнув, Метанка свалилась с моих колен и метнулась к окну. Тут только я пришел к выводу, что удар полотенцем предназначался не мне – круто изменив курс, Иван Грозный рванулся вслед за исчезающей ведьмой.
– Чу-у-ур-р-р! Чу-у-ур-р-р меня! – ревела Клуха. Страшное полотенце взметнулось ввысь, веером рассыпая капли молока по потолку и стенам, – но было уже поздно: выдавив наружу драгоценный бычий пузырь, Метанка кувыркнулась из окна на улицу.
…Долго еще не стихал в нашем доме трубный глас Клухи. Она, оказывается, была правоверной язычницей, почитательницей древних богов. И не могла смириться с присутствием в своем доме девушки с подмоченной репутацией полуденицы. Жрецы Мокоши приписывали полуденицам тайную склонность к насыланию болезней и лихорадок – а следовательно, гнать их полотенцами!
– Аида, что ли, наверх, – сказал Гнедан, когда мы вышли на улицу, оставив Клуху наедине с ее справедливым негодованием. – Ненадоба Клюшку гневить – тоже придумали: Метанку в хату притащили! Теперь вою-то будет! Травко, поди-ка сыщи девку – не сразилась ли, из окна-то спрыгнув?
Травень с готовностью побежал искать под окном Метанкин труп, а мы тронулись «наверх» – на любимый Гнеданов чердак под крышей сенного сарая. Только тут я понял, почему Гнедан так похож на панка. Будь я панком, все отдал бы за такой чердак. Даже, наверное, курить бы бросил. Или постригся бы. Гнеданов пентхаус навевал атмосферу панкующих восьмидесятых – эх, сюда бы пару ржавых раскладушек, трехлитровую банку для окурков, фотографию Билли Айдола на стену – и можно жить.
Я даже в образ вошел – со мной это бывает. Облюбовав объемную кучу сена в дальнем углу чердака, прямо под кровлей, я завалился на несчастное сено животом кверху и цинично плюнул в потолок. Попал.
– Эх-х-х… Пивка бы, братки, а? Братки-и-и… – сказал я протяжно и горестно. Честное слово, вдруг почувствовал себя усталым, давно не мытым студентом факультета почвоведения. Не будь я испанским летчиком, точно подался бы в почвоведы.
– Ну, сказывай, Славко, како Метанкин поясок сыскался, – радостно сказал Лито, усаживаясь на пол и неприлично игнорируя мой вопрос насчет пива. – Вот удача! Ну, коли поясок нашли – теперь Рогволоду не жить!
Он внимательно вытаращил в моем направлении незрячие глаза. Зеленые, как кожа у жабы. Или как бутылочное стекло… Кстати – о стекле:
– А… пивка нет у тебя, а? – поинтересовался я. Нас, панков, хлебом не корми – дай пивка попьянствовать. – Не, браток, я ж серьезно: пивка бы щас… а?
– Оставь сие! – строго сказал Лито. – Сроком тебе о деле мыслить, да нам приказы давать – а не пьянствовать.
– Опаньки!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191