с Данькиной шеи свесился и закачался на длинной веревке, нехорошо мигая темным глазом, помятый жетон со сцепленными угломерами…
– Да поможет тебе мышца великого бога, о хранитель Камня! – пробормотал незнакомец иным голосом. Лезвие стилета исчезло так же быстро, как появилось – и Данька снова испугался этого неуловимого движения вражеской руки.
– Надо спешить! – Данила сжал незнакомцу локоть, слегка подталкивая вниз, к выходу. – Здесь опасно! Жир-хан лежит мертвым у себя в горнице – я видел его тело.
В чужих глазах мутным облачком мелькнуло недоверие.
– Если хочешь – поднимись наверх и убедишься сам. – Данька безучастно отвернулся. – Однако будь осторожен: там полно славянских скотов! Они заготовили ловушку. Лично я не останусь здесь ни на миг… Я предупредил тебя – и теперь ухожу!
Словно в подтверждение Данькиных слов из гостевого двора донесся сквозь прикрытые двери внезапный грохот, похожий на падение тела! И сразу вослед – резкий неприятный взвизг нескольких луженых глоток – не то боевой клич, не то пьяный гогот! Что это? – Данька побледнел и, оттолкнув плечом незнакомца в панцире, прыгнул по ступеням на порог – кажется, он думал теперь только о собственном спасении…
Несложный трюк удался: молча метнулся за ним избранный из воинов, выбежал на двор, чуть пригибая голову – не выпуская из рук кинжальной рукояти и часто оглядываясь. Поспешил к коновязи, не теряя из виду широкой Данькиной спины, пятнистого грязно-кольчужного сгустка звериной прыгучести… Скорее, скорее к лошадям – и прочь отсюда, из разоренного Жирханова гнезда, наутек из русской западни!
VIII
Пусть сильней метет пороша,
Я бесцельно еду вдаль.
И не сказать, чтоб я хороший…
Но мне себя ни чуточки не жаль.
Павел Кашин

Сквозь стылый ночной лес, через суматошную жуть черных веток, рушивших на плечи ледяные потоки недавнего дождя, они неслись молча и не оглядываясь – парой лунно-стальных истребителей мелькая в просветах дерев… Наконец первый всадник одернул разогнавшегося, обезумевшего от страха жеребца – крутым рывком узды едва не свернул ему голову – темная лошадь второго воина тоже захрипела и стала как вкопанная. Первый бесшумно опустился из седла на землю, торопливо пробежал вперед несколько шагов, замер на миг – и поманил рукой второго: на этой укромной поляне, зажатой в угол между гнилым болотцем и жесткой стеной бурелома, можно укрыться до рассвета.
Они не обмолвились ни словом, пока Данька разводил в середине прогнившего пня маленький воровской костер – человек в панцире стоял рядом, схоронив кисть правой руки в жестяных складках дорожного плаща. Только когда вялые отсветы пламени пятнами желтого олова заиграли на железной маске воина Данэила, Даньке показалось, что в глазах незнакомца утих нервный звездный блеск. Коганый витязь опустился перед костром на корточки: скорченное рослое тело озарилось теплой мутью огня. Подбрасывая в небольшой дымный клубок плазменного жара короткие сырые ветки, Данька украдкой оглядел врага: толстый панцирь поверх плотной кожаной рубахи, глухой шлем с личиной… жесткой гранью под плащом угадывается меч (еще один клинок, потолще и подлинней – Данька заметил ранее – был привязан к седлу). Глаза в прорезях маски молодые и презрительные, а движения мягкие и очень быстрые, пугающе быстрые. Впервые Данила осознал, что не ощущает прежней уверенности в себе, не знает, как закончится предстоящая схватка с Данэилом. Поэтому он долго молчал, заботливо поправляя выпадающие из огня угли, розовой плесенью тлевшие во мраке.
– Как твое имя, о хранитель камня? – бесцветным голосом спросил Данэил, и Данька понял, что схватка началась.
– Меня зовут Облак-хан, – ответил он, и слова прозвучали как глухой скрежет клинка, выдернутого из ножен.
– Ты не похож на торка.
– Да. Подобно твоей матери, моя мать была славянкой. Пауза, как после обмена ударами. Мутные кляксы света танцуют по поверхности блестящего панциря. Почему он прячет руку под плащом – не хочет выпустить из пальцев свой кинжал?
– Как ты оказался в этих краях? – Снова испытующий взгляд из-под холодно улыбающейся маски.
– Мы искали здесь одного славянского кузнеца. Так повелел Окул-хан. Почему ты меня допрашиваешь? Ты не веришь потайному знаку Камня?
– Я верю знаку Камня. Я не верю людям – никому. Так учил меня Окул-хан. И ты ответишь мне, незнакомец, потому что я так хочу.
– Ты прав, Даниил. Я готов ответить на твои вопросы, Что ты хочешь знать?
– Как погиб Жир-хан?
– Я не знаю. Я прибыл к нему с письмом от Окулы. Он был уже мертв. На дворе я видел несколько боевых лошадей.
Уверен, что его выследили люди Белой Палицы. Они едва не схватили меня самого на дороге под Морамом.
– Покажи письмо, которое ты вез Жир-хану. Данила молча протянул клочок бересты, предусмотрительно выдернутый давеча из толстых Жереховых пальцев. Осторожно, как пропитанный ядом платок, Даниил ухватил записку кожаными пальцами перчатой рукавицы и стал читать, то и дело поглядывая на молчаливого Даньку, перемешивавшего угли в костре поседевшим концом тонкой веточки.
– С сим приспели к тебе Смеяна-всадница а с нею Одинок-хан да Облак-хан – их же накорми подай что спросят –
медленно зачитал он и склонил голову, не сводя с Даньки внимательных чуть насмешливых глаз. – Куда подевались твои спутники, Облак-хан? Неужели их тоже выследили люди Белой Палицы? И прирезали легко, будто спящих свиней?
Данька вдруг рывком вскочил на ноги – Данэил успел дернуть рукой, выхватывая из-под плаща свой стилет, – но никто не собирался атаковать его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191