Придумав, он честно рассказал им всю историю, на что Виктор де Бристоль заявил, что здесь попахивает их спецификой, а Абдула Али Манай посмотрел на него мутными глазами, а потом, ни слова не говоря (он вообще от рождения был глухим), выразил желание посетить сеновал, с которого упал ныне покойный барон.
Все проследовали к сеновалу, и вот уже Абдула с ятаганом наголо лезет по лестнице. Косичка на его голове колышется в такт движениям. Абдула раздувает ноздри, он чует присутствие необъяснимого. Наконец, он возвращается с сеновала, держа сундучок с частной перепиской маркиза Воро и баронессы Дигли.
Прочитав записки, Вениамин добивается-таки истины и отправляет двух охотников в частный заповедник развлекаться, а Лючию ди Гроски приглашает отобедать на веранде. Они знакомятся как можно ближе, а наутро Лючия исчезает, унося с собой фамильное столовое серебро. Для этой цели пришлось использовать три повозки…
– Это меня просто вывело из себя, – признался Джек Хонс. – Это был такой удар, после которого я никак не мог оправиться, и все, что случилось потом, – только следствие этого. С тех пор я чувствую в себе раздвоение личности. С одной стороны, я сын барона Дигли, а с другой – маркиза Воро…
– Как я тебя понимаю! – сочувственно произнес доктор Броне, докуривая пачку сигарет. – Не дай господь пережить подобное. Теперь я вижу, что ты относительно здоров, Джек.
Бронсу легко говорить эти слова, он знает, что сегодня же сдаст Хонса полиции. Он ведет умную беседу, как это принято вести с маньяками. Ни малейшей тени кронштейна не мелькает на его лоснящемся лице. Броне занят психотерапией, но в этот момент появляется сосед со своей собакой, Джек выпрыгивает из машины и производит два выстрела в упор. Сосед валится на бок, собака благодарно гавкает. Сбегается народ, все что-то кричат.
А Джек Хонс, он же Сидоров, он же Вениамин Дигли, он же злодей Бормоглотов, скрывается в промежутке между домов и, как пишет пресса, до сих пор остается непойманным, продолжая, как частный детектив, расследовать преступления своих сограждан.
В этом ракурсе нам видится еще одна история – о злодее Бормоглотове, который скрывался в лесах и в целях самообороны пристрелил семнадцать егерей, но этим уже вовсе не стоит забивать свою голову, поскольку, эта история совсем на другую тему.
О моем псевдониме
С годами я заметил, что мой псевдоним вызывает глубокое чувство непонимая и недоумения. Пора разобраться с этим раз и навсегда.
Я всегда был очень неравнодушен к бегемотам. Это хитрое, сообразительное, покладистое, свирепое и легкоранимое животное. Поэтому, когда передо мной встала задача подписаться выдуманным именем, я сразу же остановился на этой старинной, чисто русской фамилии.
Появившись на свет, Н. Бегемотов в мановение ока сам стал литературным героем – персонажем доброй сотни рассказов и ряда повестей. И, как это свойственно литературным персонажам, постепенно зажил своей самостоятельной жизнью.
Он обрастал своими проблемами, друзьями и любовницами, ему начинали приходить письма, и однажды ночью я слышал как он говорит по моему телефону! Он настолько освоился в этом мире, что если бы я подписал эти строки своей фамилией (скрывать которую, кстати, я вовсе не намерен), знакомые моих знакомых просто-напросто обвинили бы меня в плагиате на этого самого Бегемотова. Никто из вас не скажет, что это слишком приятно.
В 1986 году я уже попытался избавиться от этого прохвоста. Я устроил ему презентацию нового романа, а потом утопил в ванной. Этому событию был посвящен номер никому не известного, да и ненужного, альманаха «Сталкер», в котором Бегемотов тогда работал. И что вы думаете? Не прошло и трех месяцев, как он снова уселся за мой письменный стол, чтобы написать пару строк! Может быть, это были хорошие строки, но главное, что я заметил – после утопления в ванной у него изрядно испортился характер.
В другой раз, задавшись такой же целью (избавиться от его гнусных притязаний на мое время и мысли), я сразу же почувствовал острое недомогание, и после этого махнул на него рукой. Так уж получилось, что теперь я над ним не властен. Быть может, когда-нибудь он получит другую телесную оболочку и оставит меня наконец-то в покое.
Теперь, я думаю, все встала на свои места и разъяснено. В конце концов, рукописи не горят, человек звучит недвусмысленно, и псевдонимы не выбирают. Аминь.
Было условлено
Было условлено, что я поднимусь к ней по лестнице, как только в ее спальне погаснет свет. Избегая случайностей, я прятался в кустах и смотрел на окно, уже желая ее и мысленно покрывая прихотливыми поцелуями.
Свет погас. Я быстро подбежал к дому, приставил лестницу и стал забираться по ней со свойственной мне сноровкой. Свет зажегся. Я слез с десницы и спрятался в кустах.
Свет погас. Я полез по лестнице, полез к своей желанной. Свет зажегся. Я слез с лестницы. Свет погас. Я полез к окну Ее, влюбленный безумно. Свет зажегся. Я свалился с десницы, сломал две ноги, плюнул и через неделю женился при свечах на другой.
Она до сих пор любит сказки
– У меня тоже есть парень, – сказала она.
– Ну и кто он?
– У него очень белые штаны. Всегда. Он чисто выбрит и занимает прочное общественное положение. А вообще-то он склонен заниматься ядерной физикой.
– Да ты счастливая, Настя!
– Он меня очень любит. И я его люблю, очень. И хотела бы родить ему мальчика. И девочку тоже хотела бы.
– Ну, а он?
– Он бы тоже не отказался. Каждый вечер сидел бы и читал детям разные сказки. И я бы вместе с ними слушала. Я до сих пор очень люблю сказки. Ты не можешь себе представить, как я люблю сказки…
Случай
Значит, так:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133