Растерзать при побеге
Когда-то мечтал провести свою жизнь среди книг и прочих забав, среди дев и других безделушек. Но потом оказалось, что у тоски – цвет лиловый, если смотреть на мир сквозь черные очки; и если ты даешь обет скуки, то все, что было с тобой, осыпается серой пылью. Все чудодейственное становится громоздким – не унести.
Хватит ли тебе смелости, чтобы почувствовать ритмику строк, чтобы разгадать симптомы весны – и броситься к распятому на стене телефону, чтобы умолять, умолять, умолять и требовать повторения…
Без валерьянки
День всегда будет таким, каким вы его запомнили: от метро до дома всегда будут грязные лужи, толстые собаки будут прыгать из мусорного бака, а женщины размеренно подниматься по лестницам, удлинняя стройные ноги. И только возле самых дверей, вы неожиданно опустите, как шпагу, букет и подумаете о том, что снова оказались смешным.
И даже не станете звонить в двери.
Рефери
В сказках вещам комнатным позволено разговаривать.
– Добрый день, – вежливо сказал стол скрипучему стулу.
– Привет, старый осел! – доходчиво отозвался стул.
– Позвольте! Как можно? – обиделся стол.
– В сказках, дружок, все можно, – прокомментировала люстра, которая в тот день была назначена рефери.
А с рефери – не спорят.
Верные ленинцы
(стенограмма одного заседания)
Идет важное заседание, небольшой зал пуст. В одиноком президиуме – яркие, потные лица. Неожиданно во время полемики выясняется, что в помещении явственно пахнет носками. Все начинают смотреть под стол, чтобы определить очаг поражения воздуха – и, наконец, взоры устремляются на председателя. Потупившись (и тупея на глазах), собравшиеся начинают пшикать дезодорантами, душиться экстремальными духами.
В речах проступают обмолвки: «Мы боролись в поте лица и не снимая носков…», «Мы покажем еще смену наших решений, как и носков…» и даже – «Наши носки верны традициям отцов и дедов…»
В конце невыносимого заседания все начинают зажимать нос, многие скоропостижно покидают комнату. Остаются только председатель и трое его преданных соратников. К ним-то он и обращается со словами: «Мы, верные ленинцы». Это заключительное слово.
СИДОРОВУ ТРЕБУЕТСЯ ВРАЧ

Проклятые деньги
Сегодня пятница, не так ли? Значит, прошел ровно год с тех пор, как завершилась эта история. Пусть мой рассказ будет звучать в честь этого юбилея.
Итак, история приключилась с одним моим другом. Нет смысла говорить, как его зовут, вы все равно хорошо его знаете. Фамилия его созвучна фамилии Карамелькин. Но не Ривкин и не Ивашкин, это точно.
У этого Карамелькина была своя собственная фирма, которая занималась… Как бы это доступнее объяснить? Короче, занимался мой друг компьютерной техникой, а это, как вы знаете, самая перспективная область в науке и в коммерции. Персональный компьютер стоит больших денег, но если его покупать по частям, приобретая разные маленькие штучки, то оказывается дешевле. На этом даже неплохие деньги можно сделать. Правда, тут надо быть хорошим специалистом. А то купишь для компьютера какую-нибудь железячку, а она окажется ни на что не пригодной, так что принесет один убыток.
Но денег у Карамелькина не потому не было, что он был плохим профессионалом или не был профессионалом вовсе, – просто так складывалась его Судьба, так пролегал его Путь. Это была его Карма, одним словом.
Карамелькин уже давно привык к своей Карме и она его вполне устраивала, как вдруг в его жизни произошли решительные перемены – нежданно-негаданно у Карамелькина умер дядюшка.
Надо признать, что Карамелькин плохо знал своего дядюшку. Он мало знал что-либо о его привычках, не вступал с ним в переписку и даже не приехал на его похороны. Короче говоря, в первый раз Карамелькин узнал о существовании столь близкого родственника в тот солнечный день, когда ему позвонили адвокаты и предложили приехать за наследством.
Выяснилось, что последние годы жизни дядюшка провел в Америке, так что каким он был, так и осталось неизвестным. Но одно неоспоримое достоинство в дядюшке было, а именно – оставленные Карамелькину восемьдесят четыре тысячи американских долларов. За свою жизнь он не получил от Карамелькина даже рождественской открытки, и в этом свете, его поступок представляется мне верхом благородства. Да что там говорить! Был бы дядюшка наш, советский, поди смог бы он сколотить капиталец, упомянуть Карамелькина в завещании и оставить ему кое-что на карманные расходы. У него и завещания-то никакого не было бы!
Так Карамелькину достались восемьдесят четыре тысячи. Сумма, в общем-то, не такая уж большая. В Америке восемьдесят четыре тысячи монет может заработать любой мойщик машин, если будет очень стараться и к тому же ему посчастливится украсть в одной из машин оставленный раззявой чемодан с деньгами. Но все же, восемьдесят четыре тысячи «баксов», «гринов» или «зеленых» (как их ласково называет наша молодежь) – это неплохое пособие для молодого человека, не правда ли?
А почему именно восемьдесят четыре? – спросит меня дотошный читатель, может быть, уже получавший в своей жизни наследство. А потому, что если из пятнадцати тысяч вычесть налоги и адвокатские гонорары, именно столько и останется. К слову сказать, Карамелькину могло бы перепасть и больше, поскольку дядюшка сумел наладить свои дела за океаном как следует. Но, видимо, понабежали родственники его второй жены и растащили все имущество, решив дать племяннику откупные, – чтобы он не позарился на дядюшкину виллу на Майами, да на парк кадиллаков. Карамелькин позарился. Он безоговорочно полюбил своих далеких родственников заочно и предполагал, что теперь-то познакомится с ними поближе, и как-нибудь в отпуск махнет к ним погостить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133