ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Моя мать на своем печальном опыте убедилась, насколько все это, мягко говоря, не соответствовало истине. Уж кто-кто, а она-то знала, какими грязными ублюдками они являлись на деле, эти поборники чести и доблести. Выходит, одно из двух: либо Рунсибел знал, каковы они в действительности, и восхвалял их из чистого лицемерия, либо они умело водили его за нос, и в таком случае вряд ли он заслужил свою репутацию мудрого и проницательного человека, а также прозвище «Сильный», которое сам себе присвоил. Но мать моя не сделала попытки ему пожаловаться. Она смолчала, как и остальные трактирные служанки, очень ей сочувствовавшие.
Они никому ни о чем не рассказали, чтобы не навлечь на себя еще больших бед. О, конечно же, они могли добиться аудиенции у короля и обвинить шестерых рыцарей и того, кто их сопровождал, в совершенном ими преступлении. Но Маделайн вряд ли смогла бы в точности их опознать — лица их, когда они пировали в трактире, были затенены головными уборами либо капюшонами, которые отбрасывали вниз расплывчатые тени, столь же темные, как и их души. Но даже сумей Маделайн узнать хотя бы одного или двоих из этой шайки, ей пришлось бы в подтверждение своих слов представить доказательства их преступления. Ни ее истерзанное тело, ни дитя, которое она носила под сердцем, таковыми являться не могли — мало ли с кем нагуляла ребенка трактирная служанка, мало ли какие проходимцы из числа клиентов Строкера изукрасили ее зад и плечи ссадинами и синяками? А по закону обвинить рыцаря в тяжком преступлении без доказательств значило его оклеветать, клевета же в адрес рыцаря была равносильна самоубийству.
Вот поэтому она и смолчала. Она знала, что будет молчать, уже когда с тяжким стоном сползала с того самого стола, чтобы пойти помыться. И нисколько не сомневалась, как она сама мне потом говорила, что в ту ночь зачала ребенка.
Вся моя злость куда-то испарилась. Как, впрочем, и горечь, и сожаления. Эти чувства, столь мучительные и острые, выгорели во мне дотла, их уничтожили десятилетия борьбы и пережитые потери, успехи и почти неизменно следовавшие за ними поражения. Перебирая в памяти события своей жизни, я лишь головой качаю, изумляясь тому, как мне все же удавалось, удерживая в себе столько жгучей ярости и бессильной злобы, не взорваться, не сгореть заживо в этом всепожирающем огне или не погибнуть как-либо иначе, но столь же ужасно и бесславно.
Моя мать утверждала, что просто мне была уготована иная судьба, которая меня до поры до времени хранила и оберегала от всего дурного, а ярость только помогла мне выжить.
Может, она никогда и не была такой уж наивной. Возможно также, что она рассталась со своей наивностью лишь после всех испытаний, которые ей выпали. В точности как это было со мной. Удивительно, что она в конце концов не спятила. У многих на ее месте стало бы неладно с головой.
Хотя возможно, что и она этого не избежала, а я ничего такого за ней не замечал, потому как и сам был малость не в себе. И боюсь, таким и остался.
3
МАТЬ, если верить ее словам, с самого дня зачатия знала о моем грядущем появлении на свет, а следовательно, и о том, что расходы ее вскоре значительно возрастут. И хорошо себе представляла, как заработать побольше денег.
Видите ли, в предыдущей части моего повествования я опустил одну немаловажную деталь: когда тем солнечным утром она очнулась, лежа на кухонном столе, то обнаружила на своем голом животе нечто весьма любопытное в добавление к той ценности (хотя и весьма сомнительной), что водворилась внутри него. Под лучами утреннего солнца посверкивала и переливалась горстка монет. То была плата благородных сэров рыцарей за пользование ее телом. Жест великодушия, если хотите. Или издевка. Похоже, я так никогда этого и не узнаю. Вознаграждение за одну-единственную ее трудовую ночь оказалось более чем щедрым. Во всяком случае, Маделайн за все время своей службы в трактире никогда еще не доводилось столько зарабатывать. И пусть услуга, которую она против своей воли оказала рыцарям, была довольно специфическим видом трудовой деятельности, они за нее расплатились, не поскупившись.
Она схватила монеты дрожащими пальцами и сжала их в кулаке. И тогда только окончательно уверилась, что они ей не померещились.
Деньги за пользование своим телом.
Для нее это стало решением всех проблем. По крайней мере, сиюминутных. Но она мечтала и о будущем, о том, как, имея надежный источник дохода, станет сытно кормить и тепло одевать свое дитя, оплатит его обучение, поможет пробиться в жизни и занять в ней более или менее сносное положение. Одним словом, сделать карьеру. Скорей всего, она тогда все это себе представляла довольно смутно, твердо зная лишь одно: отныне она обрела возможность добывать деньги.
Нельзя сказать, что идея зарабатывать средства к существованию, продавая себя, никогда прежде не приходила ей в голову. Холодными ночами, замерзая в своем шалаше, она согласилась бы на что угодно, лишь бы погреться у очага и выспаться под крышей. Но в душе ее еще живы были моральные установки, и принципы, и, если хотите, предрассудки, усвоенные в детстве, в родительском доме, а потому она гнала от себя соблазн обрести кров и относительный достаток, сделавшись продажной женщиной. Однако ночь, проведенная в обществе рыцарей и их низкорослого слуги, положила конец ее колебаниям, ее упрямству. И главную роль в этом сыграло воспоминание о том, с какой легкостью ей удалось отключиться от происходившего и мысленно перенестись в волшебный мир покоя и безмятежности. Погрузившись в это сладостное полузабытье, она испытала ни с чем не сравнимую радость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227
Они никому ни о чем не рассказали, чтобы не навлечь на себя еще больших бед. О, конечно же, они могли добиться аудиенции у короля и обвинить шестерых рыцарей и того, кто их сопровождал, в совершенном ими преступлении. Но Маделайн вряд ли смогла бы в точности их опознать — лица их, когда они пировали в трактире, были затенены головными уборами либо капюшонами, которые отбрасывали вниз расплывчатые тени, столь же темные, как и их души. Но даже сумей Маделайн узнать хотя бы одного или двоих из этой шайки, ей пришлось бы в подтверждение своих слов представить доказательства их преступления. Ни ее истерзанное тело, ни дитя, которое она носила под сердцем, таковыми являться не могли — мало ли с кем нагуляла ребенка трактирная служанка, мало ли какие проходимцы из числа клиентов Строкера изукрасили ее зад и плечи ссадинами и синяками? А по закону обвинить рыцаря в тяжком преступлении без доказательств значило его оклеветать, клевета же в адрес рыцаря была равносильна самоубийству.
Вот поэтому она и смолчала. Она знала, что будет молчать, уже когда с тяжким стоном сползала с того самого стола, чтобы пойти помыться. И нисколько не сомневалась, как она сама мне потом говорила, что в ту ночь зачала ребенка.
Вся моя злость куда-то испарилась. Как, впрочем, и горечь, и сожаления. Эти чувства, столь мучительные и острые, выгорели во мне дотла, их уничтожили десятилетия борьбы и пережитые потери, успехи и почти неизменно следовавшие за ними поражения. Перебирая в памяти события своей жизни, я лишь головой качаю, изумляясь тому, как мне все же удавалось, удерживая в себе столько жгучей ярости и бессильной злобы, не взорваться, не сгореть заживо в этом всепожирающем огне или не погибнуть как-либо иначе, но столь же ужасно и бесславно.
Моя мать утверждала, что просто мне была уготована иная судьба, которая меня до поры до времени хранила и оберегала от всего дурного, а ярость только помогла мне выжить.
Может, она никогда и не была такой уж наивной. Возможно также, что она рассталась со своей наивностью лишь после всех испытаний, которые ей выпали. В точности как это было со мной. Удивительно, что она в конце концов не спятила. У многих на ее месте стало бы неладно с головой.
Хотя возможно, что и она этого не избежала, а я ничего такого за ней не замечал, потому как и сам был малость не в себе. И боюсь, таким и остался.
3
МАТЬ, если верить ее словам, с самого дня зачатия знала о моем грядущем появлении на свет, а следовательно, и о том, что расходы ее вскоре значительно возрастут. И хорошо себе представляла, как заработать побольше денег.
Видите ли, в предыдущей части моего повествования я опустил одну немаловажную деталь: когда тем солнечным утром она очнулась, лежа на кухонном столе, то обнаружила на своем голом животе нечто весьма любопытное в добавление к той ценности (хотя и весьма сомнительной), что водворилась внутри него. Под лучами утреннего солнца посверкивала и переливалась горстка монет. То была плата благородных сэров рыцарей за пользование ее телом. Жест великодушия, если хотите. Или издевка. Похоже, я так никогда этого и не узнаю. Вознаграждение за одну-единственную ее трудовую ночь оказалось более чем щедрым. Во всяком случае, Маделайн за все время своей службы в трактире никогда еще не доводилось столько зарабатывать. И пусть услуга, которую она против своей воли оказала рыцарям, была довольно специфическим видом трудовой деятельности, они за нее расплатились, не поскупившись.
Она схватила монеты дрожащими пальцами и сжала их в кулаке. И тогда только окончательно уверилась, что они ей не померещились.
Деньги за пользование своим телом.
Для нее это стало решением всех проблем. По крайней мере, сиюминутных. Но она мечтала и о будущем, о том, как, имея надежный источник дохода, станет сытно кормить и тепло одевать свое дитя, оплатит его обучение, поможет пробиться в жизни и занять в ней более или менее сносное положение. Одним словом, сделать карьеру. Скорей всего, она тогда все это себе представляла довольно смутно, твердо зная лишь одно: отныне она обрела возможность добывать деньги.
Нельзя сказать, что идея зарабатывать средства к существованию, продавая себя, никогда прежде не приходила ей в голову. Холодными ночами, замерзая в своем шалаше, она согласилась бы на что угодно, лишь бы погреться у очага и выспаться под крышей. Но в душе ее еще живы были моральные установки, и принципы, и, если хотите, предрассудки, усвоенные в детстве, в родительском доме, а потому она гнала от себя соблазн обрести кров и относительный достаток, сделавшись продажной женщиной. Однако ночь, проведенная в обществе рыцарей и их низкорослого слуги, положила конец ее колебаниям, ее упрямству. И главную роль в этом сыграло воспоминание о том, с какой легкостью ей удалось отключиться от происходившего и мысленно перенестись в волшебный мир покоя и безмятежности. Погрузившись в это сладостное полузабытье, она испытала ни с чем не сравнимую радость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227