Она повернулась к Никите — кажется, в первый раз за то время, что он здесь находился, — и осмотрела его с ног до головы. — А ты кто сам такой будешь?
— Никита я… — Никита пожал плечами и больше ничего определенного сказать не смог. — А ты кто? — быстро спросил он.
— Нюрка, — так же исчерпывающе ответила девушка.
— Очень приятно, — проговорил Никита, потому что ему и на самом деле было приятно общаться с девушкой, пусть громадных размеров, зеленолицей и неразговорчивой, чем болтаться в лапах у ифритов, — ну что, — закончил он дежурной фразой, — будем знакомы, давай дружить?
Девушка Нюрка, однако, фразу поняла буквально.
— Ой ли? — выпятив губы и прищурив глаза, отозвалась она. — И буду я с тобой дружить? Больно уж тощенький… маленький… задохленький ты какой-то…
— Я маленький? — удивился Никита. Он хотел было даже возмутиться, но промолчал. Маленьким он, конечно, не был, но по сравнению с этой девушкой, чей могучий торс выглядел таким же внушительным, как Царь-пушка, действительно казался мелковатым — и хоть Никита в университетах не обучался и Пажеский корпус не кончал, он прекрасно знал о том, что указывать даме на ее размеры и объемы — даже если замечания соответствуют действительности — последнее дело.
— Ладно… — сказал только Никита и, выдержав новый толчок, из-за которого он крепко приложился затылком о стену, продолжил: — Позволь тогда спросить… как тебя, говоришь?
— Нюрка, — фыркнула девушка.
— Дорогая Нюра, позволь тебя спросить, как я сюда попал?
— Как попал? — снова фыркнула Нюрка. — Так и попал… Склюнула она тебя…
— Что? — не понял Никита.
Девушка вздохнула и с тем видом, с которым не особенно интеллектуально развитые люди объясняют непреложные истины детям и пьяным, начала говорить:
— У ей надысь гон начался — у избы моей. А когда гон у ей — она бешеная становится. Носится где попало и клюет всякую дрянь.
— А что такое — гон? — спросил не искушенный в подобной терминологии Никита.
Девушка Нюрка смешно хрюкнула, дернув себя за уголки платочка.
— От чумной, — сказала она. — Не знает, что такое гон. Ты сам-то откуда взялся?
— Оттуда, — махнул рукой Никита в неопределенном направлении и снова уставился на девушку, ожидая дальнейших объяснений.
Нюрка снова хрюкнула, теперь, как понял Никита, от смущения — и, потупившись, произнесла:
— Это когда она хочет, чтоб на нее петушок влез…
— Зачем? — глупо спросил Никита.
— Чтобы это… яичко отложить… А из яичка другая кура-изба появится.
Никита почесал в затылке.
— Это как же, — сказал он, — на такую большую избу петушок взгромоздится?
— Чумной, — снова сказала Нюрка. — Необразованный дурак. Не просто петушок, а такая же изба на куриных ногах. Такая же, как и у меня, только у нее есть… у нее есть…
— Понятно, — сказал Никита, пожалев вконец смутившуюся девушку. — У меня тоже такое есть…
— Охальник, — пробормотала девушка и отвернулась, — дружить еще предлагал. Я тебе подружу сейчас… сковородником по башке…
Никита засмеялся.
— Ну ладно, ладно, — сказал он, — я ничего неприличного и не предлагал. Только вот… Попроси свою курочку остановиться.
— Как же я ее попрошу, — фыркнула Нюрка, — если у нее гон? Ее теперь никто не остановит. Только когда петушка найдет, тогда и остановится. А петушков мало в округе — два или три есть всего… Порода-то наша новая, недавно только вывели…
— Вот так мир, — вздохнул Никита, — людям размножаться не полагается, они уже целенькими приходят с того… то есть с этого… ну, да, с того света… А избушки на курьих ножках бегают по асфальтовым дорогам в соображении — с кем бы это самое… А мне говорили…
— Мало ли что тебе говорили! — вскричала Нюрка, очевидно, обидевшись за свою куру-избу. — Кто не размножается, а кто и размножается. В этом чертовом месте, кажись, только моя курочка по-человечески и размножается. Вот послал Бог мне наказание. Старики говорили, что если колдовством заниматься, то на том свете в ад попадешь. Я не верила, дура, а так оно и случилось. Ну как не ад? Страшилищ полно, заправляют какие-то поганые с крыльями и рожками — командуют и двухголовыми мужиками управляют… Чистый ад.
— Вот и я говорю! — радостно произнес Никита, обрадовавшись единомышленнику. — Все они этот мир так уж любят, а на самом деле… тьфу! — Он символически сплюнул на пол избы.
— Тьфу! — подтвердила Нюрка, посмотрев на Никиту уже более внимательнее и как-то… более мягко, что ли. — А ты давно здесь? — спросила она.
— Недавно, — сказал Никита, — но уже местной жизни по самую глотку нажрался. А ты?
— А я давно, — вздохнула зеленолицая девушка Нюрка и пригладила платочек на голове. — Уж и не помню, сколько я здесь. Когда меня мужички сельские в болоте утопили за то, что я на коров их наговоры насылала, царь Иоанн на Руси правил.
— Это какой Иоанн? — наморщился Никита.
— Иоанн Васильевич, царь-батюшка, — величественно проговорила Нюрка.
Никита попытался кое-что припомнить. Царь Иоанн Васильевич… управдом Бунша… режиссер Якин… обокраденный Шпак… Иоанн… Иван Васильевич… меняет профессию!
— Грозный! — вспомнил Никита. — Царь Грозный.
— И вовсе он не грозный был, — строго сказал Нюрка, — а что боярам спуску не давал, так это так и надо было.
— Не знаю, — признался в своей несостоятельности как историк Никита, — а зачем ты колдовством занималась?
— Как же мне не заниматься? — спросила в свою очередь Нюрка. — Когда моя бабка занималась и мамка тоже… Папка так вообще известный колдун был. Мельник. К нему многие опричники и бояре ходили.
— А на коров зачем порчу навела? — поинтересовался Никита.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108