Дело в том, что именно так справляли в
нашем королевстве самые большие праздники, ибо у нас лекарства не были
противными, как в других странах, а слабительным у нас считался медовый
пряник, который ели просто в таких количествах, что он оказывал свое
лечебное действие. Так вот в тот день, о котором я сейчас вспомнил, все
придворные съели невообразимое количество медовых пряников и побежали
туда, куда сам король пешком ходит. И тут моя ммачеха заявила, что я
должен пропустить вперед свою сестру. Хоть я был еще совсем юным, я не мог
стерпеть такого публичного ущемления своих законных прав и заявил протест.
Тогда созвали государственный совет, и, как мачеха ни пыталась подкупить
одних и запугать других, все высказались в мою пользу. И моя честолюбивая
сестра была так глубоко оскорблена этим решением, что предпочла вообще не
ходить в отхожее место, чем уступить мне дорогу.
Когда мне исполнилось пятнадцать лет, я осмелился попросить, чтобы
мне выделили мой удел. Мачеха, желая меня унизить, тут же подарила своей
дочери несколько замков, а мне выделила садик такой величины, что стоило
открыть зонтик, и ни одна капля дождя не упала бы на его землю. К тому же
земля эта была такой плодородной, что из тех гусениц, которые как-то утром
туда случайно забрались, две умерли с голоду, а третью постигла бы та же
учесть, если бы ее не спасли.
Королева высокомерно заявила, что ее щедрость не ограничится этим
наделом и что она хранит для меня сто дюжин рубашек, у которых, правда,
нет ни переда, ни зада, но она мне их передаст, как только привезут
полотно, чтобы сделать им рукава.
Людоедка Канкан, которая в дни моего детства еще питалась свежим
мясом, - она его предпочитала вафлям и трубочкам с кремом, хотя они ей
были явно по вкусу, - приехалаа как-то во дворец к моему отцу, чтобы
пополнить свой запас этих самых вафель и трубочек, в изобилии растущих на
нашей земле. Она получила у нас всего столько, сколько хотела, и пришла от
этого в прекрасное расположение духа.
За то время, что она у нас гостила, королева имела с ней несколько
секретных разговоров - о чем они говорили, уединившись, так никто и не
узнал. Но так или иначе, в день, когда людоедка собралась уезжать, моя
мачеха, ссылаясь на то, что желает оказать ей честь, взяла перчатки и
муфту и без всякой свиты, не считая Орешеньку и меня, оправилась провожать
ее за черту города.
Когда настало время прощаться, Канкан, делая вид, что хочет меня
поцеловать, втянула меня в свою колесницу, и едва я там оказался, как
гусеницы припустились галопом, увозя меня от жестокой мачехи, которая для
виду подняла крик, но меня она этим не обманула.
Колесница мчалась так быстро, что минуту спустя мы уже оказались
перед жилищем Канкан - глубокой пещерой, выдолбленной в большой скале.
Вход охраняла летучая мышь невероятных размеров. Людоедка велела мне войти
в пещеру.
- Вот ты какой, - сказала она, внимательно меня разглядывая, -
лакомый кусочек, ничего не скажешь. Я приготовлю из тебя прекрасное блюдо.
Сегодня на ужин у меня есть еда, оставлю-ка тебя на десерт. Или нет, лучше
завтра сделаю из тебя такое фрикасе, что пальчики оближешь.
Сказав это, она запихнула меня в какой-то закуток, привалив к выходу
обломок скалы. По натуре храбрый как лев, я дрожал там как заяц. Мысль,
что завтра из меня сделают фрикасе, меня настолько пугала, что у меня
пропало всякое обоняние. Скала, которой был закрыт выход из моего закутка,
была неотесана, поэтому оставались щели, благодаря которым я мог
наблюдать, что происходит в пещере. Содрогаясь, я увидел, что людоедка
взяла мальчика примерно моего возраста, аккуратно нашпиговала его салом,
живым насадила на вертел и стала поджаривать на тихом огне. Одной рукой
она крутила вертел, а другой выколупывала уже подрумянившиеся шкварки и
пожирала их с большим аппетитом. Когда мальчик зажарился, она облила его
лимонным соком, положила на блюдо , подала на стол и съела. Затем, как
настоящая пьянчужка, она стала пить вино, да столько, что тут же заснула.
И летучая мышь, охранявшая вход в пещеру, тоже заснула. Окончательно
убедившись, что оба чудовища погрузились в глубокий сон, я стал
соображать, не удастся ли мне вылезти из закутка через одну из щелей, в
которые я наблюдал за людоедкой. Я долго искал подходящую щель, и наконец
мне повезло: я нашел одну, сквозь которую в обычное время я, конечно, не
мог бы пролезть, но, как мудро говорит Арлекин, ожидая висилицу, худеешь.
Итак, мне все же удалось выбраться из закутка, правда, с большим трудом, я
был весь в крови, в синяках. Я двинулся дальше на цыпочках, едва ступая, и
сравнительно легко добрался до выхода из пещеры, заранее благодаря небо за
свое спасение. Мне оставалось сделать только один шаг, чтобы оказаться на
свободе, опустил ногу на каменный порог, но это оказалась ловушка, и она с
невообразимым шуммом захлопнулась. Канкан, конечно, тут же проснулась.
- Это вы, цыпленок? - воскликнула она с издевательской улыбкой. - Вы
думаете, что сможете удрать от меня? Уж больно вы хитры, а поглядишь, ведь
молоко еще на губах не обсохло. Что ж, с таким, пожалуй, шутки плохи.
Придется им сразу заняться, не откладывая дело в долгий ящик. Но вот беда,
наелись мы до отвала. Ну ничего, мы его засолим.
С этими словами - у меня кровь от них стыла в жилах - людоедка
засучила рукава, поточила нож и подошла к моей каменной клетке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109