гудит, выпевает фугу, партии которой отмечаются в мозгу ак-
центами: власовец Солженицын, героический пионер, жидяра Бродский, идео-
логически, куда следует, пропаганда и, наконец: ынытырыныцыыналыныя ды-
ружыба, нырышымыя вывекы.
И вот в густом тумане парилки повисает пауза, и Иван Александрович,
весь липкий от пота (не от того совсем, ради которого ходят в баню), по-
нимает, что сейчас хотят услышать что-нибудь и от него. Я, знаете, лепе-
чет Иван Александрович, я как-то не думал! у нас в Москве! в любом доме!
даже в редакции! у нас, собственно, разрешается! в определенных преде-
лах! в рамках, так сказать! и с иностранцами тоже! а тут я ни с кем осо-
бенно и! мне не пришло в голову! я, конечно, больше! но глаз на обвини-
телей поднять не смеет: стыдно ему, стыдно: и за Альмиру стыдно, за сту-
качку, и, главное, за себя, и, кроме того, чувствует он некую высшую
правду голого трибунала, правоту людей, не желающих, чтобы в их дружном,
мирном доме поселились тревога и раздор. "А кто соблазнит одного из ма-
лых сих!" Виноват Иван Александрович, вот как на духу: ви-но-ват!
Уже исчерпал Иван Александрович весь набор жалких своих аргументов, а
пауза все не кончается, вынуждая продолжать, и вот-вот разорвется бедное
его сердце, но тут Бекбулатов подходит к Ивану Александровичу и проник-
новенно произносит: ны, выбыщымы, ладыны, зыла мы ны тыбя ны дерыжымы,
мы, можыты, ы самы мыногы чыво пынымаымы, но уызыжай-кы ты оты насы пы-
дыбыру-пызыдырову. Воты пыпарьса ны пырышшаныы, пывыка пыпей, пырынычуй
- мы люды гысытыпырыымыныы, - ы, пынымаышы! машет начлаг рукою куда-то
вдаль, на запад. Ыванычы!
Как из-под земли является костлявый седоусый старик в прикрывающем
чресла клеенчатом переднике, поддает пару, и начинается общее мытье:
хлещут березовые веники, пенятся пиво и кумыс, шипит шашлык, звучат шут-
ки, анекдоты, порою идеологически сомнительные. А Иван Александрович,
выждав для приличия десять - пятнадцать минут, одевается потихоньку и
выскальзывает за дубовую дверь.
И никто тут о нем не жалеет.
7
У домика Ивана Александровича поджидала Альмира. Он заметил ее изда-
ли, предательницу, стукачку, и даже хотел свернуть в сторону, чтоб не
столкнуться лицом к лицу, но решился-таки выдержать, не сворачивать.
Пусть в каком-то высшем, метафизическом смысле он и виноват перед нею,
пусть не стоило нарушать девственность ее сознания, но элементарный инс-
тинкт порядочности должен же был удержать Альмиру от доноса - а теперь
Иван Александрович имел полное право взглянуть на нее в упор.
Она ответила взглядом на взгляд, невинно лупая широко раскрытыми
глазками - Иван Александрович даже изумился и от изумления выдал ей все,
что по поводу грязного ее поступка думал. Как?! ответила татарочка. Да
разве ж это была тайна? Вы так интересно рассказывали, что я просто не
могла не поделиться с ребятами. Мы провели диспут. Разве все это не иск-
ренние ваши убеждения? Разве вы своих мыслей стесняетесь, скрываете их?
И тогда Ивану Александровичу стало еще стыднее, чем в баньке. Не най-
дясь, что ответить, ладно, сказал он. Извини. Ты просто не представля-
ешь, в какие неприятности могла меня втравить. Если бы я по твоей милос-
ти загремел в лагерь - и махнул рукою в сторону бесперерывно шумящей Ка-
мы - ты бы сама себе этого не простила всю жизнь, - хоть, надо заметить,
в лагерь Ивану Александровичу попадать не существовало пока совершенно
никакого повода. Потом он улыбнулся татарочке - так хороша она была со
своими персиковыми щечками, так свежа и наивна - и добавил, кивнув с на-
деждою на дверь домика: зайдешь? Позже, шепнула Альмира, и влажные, по-
лураскрытые ее губы призывно, обещающе блеснули в свете взошедшей луны.
Позже, после отбоя, и, грациозно проскользнув мимо Ивана Александровича,
скрылась в направлении вечерних костровых песен.
Татарочкино обещание как-то замазало, затушевало и неприятности дня,
и все предыдущие неприятности. Каждая открытая паром пора тела глубоко
дышала настоенным на соснах воздухом. Одежда, правда, немного мешала -
Иван Александрович готов был сбросить ее с себя, не опасаясь даже злых
хоботков ненасытных комарих, но рано покуда было, рано встречать гостью
в подобном виде! Грядущее свидание вообще представлялось Ивану Александ-
ровичу чересчур смутно: как вести себя? чего пытаться добиться? главного
ли? - но вдруг Альмира и в этом отношении еще девственница, а, раз так -
имеет ли Иван Александрович моральное право?.. Впрочем, отчего же: он и
жениться на ней готов! ну, то есть, почти готов! надо вот только оконча-
тельно решить с Ларискою! При воспоминании о супруге засосало под ложеч-
кою, словно падаешь в скоростном лифте, голова поплыла, но: ладно! поду-
мал Иван Александрович, потом! Оставим Лариску в покое! Легко сказать:
оставим! - теперь уже она сама не захотела Ивана Александровича остав-
лять, а время меж тем подошло вплотную к отбою, вот и лагерный колокол
прозвенел, и горнист сыграл нисходящую октаву.
Послышались шаги. Скрипнуло крылечко. Кто-то скребнул дверь. Иван
Александрович бросился навстречу, но наткнулся не на Альмиру вовсе, а на
давешнего старика-банщика, Иваныча, пьяного в дугу, прижимающего к груди
обеими руками початую бутылку "Московской". Что, парень? довольно внятно
для своего состояния произнес старик и, усевшись за стол, поставил на
него дорогую свою ношу, вынул из штанов пару грязных стограммовых ста-
канчиков. Что, парень? Прищучили? Но ты ничего, не переживай, не
расстраивайся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206