) все листки машинописные с разного рода стишками и
статеечками, все нехорошие журнальчики, даже кассеты магнитофонные, при-
чем, не только, скажем, Галича, но и Высоцкого, и совершенно безобидную
Альбину Король, и Окуджаву даже, с "мелодиевской" пластинки переписанно-
го. Потом все это упаковал в небольшой чемоданчик и совсем было на улицу
выскочил, как подумал, что просто выходить с чемоданчиком на улицу бесс-
мысленно, да, пожалуй, что и опасно: прежде план следовало выработать -
куда и к кому. Справедливее всего получалось, конечно, к тому самому
университетскому приятелю, которому, собственно, и принадлежала добрая
половина содержимого чемоданчика, и Иван Александрович подвинул телефон,
даже четыре из семи цифры набрал, но потом и тут опомнился, рычаги при-
давил: не следует, не следует звонить из дому! лучше из автомата. Только
вот к автомату идти с чемоданчиком или без: что вернее? что безопаснее?
Приятель ответил, и это было очень хорошо, просто удивительно хорошо,
потому что, находись он, скажем, в отпуску или в командировке, Ивану
Александровичу поневоле пришлось бы испытать столько страшных минут,
что, может, и не вынесла б их деликатная его психика, и без того поряд-
ком потревоженная и Ларискою, и Альмирой, и бекбулатовской шоблою. Сиди
дома и жди, буркнул Иван Александрович по возможности измененным голосом
и повесил трубку, но тут же и пожалел, что повесил: может, лучше бы
где-нибудь на нейтральной почве встретиться: на скамеечке или даже в ле-
су - чтобы и приятеля не особенно подвести, и на себя еще бльшую опас-
ность не навлечь: вдруг за ним, за приятелем, давно уже следят, может,
еще чем за Иваном Александровичем давнее и тотальнее: ведь откуда-то
брал приятель эти книжицы, с кем-то связан, наверное - не то, что он,
Иван Александрович, который, в сущности, и не виноват-то ни в чем! Но
звонить еще раз!.. В общем, дерзко решил Иван Александрович, ладно! Будь
что будет!
К приятелю Иван Александрович ехал с ненужными пересадками, в метро
вскакивал в вагон в последний момент, всем своим видом демонстрируя до
того, что поезд пропускает - словом, вел себя, как заправский преступник
из детективного телесериала, и, кроме основной, нормальной, пульсировала
в мозгу какая-то добавочная тревога, дополнительная, причину которой
Иван Александрович все не мог вытащить на поверхность сознания: тревога
о главной улике, оставленной дома, не вынесенной, не уничтоженной, - и
уже подходил к приятелеву подъезду, как понял: тот самый чистый листок,
изодранный в клочья. Понял и сам над собою презрительно усмехнулся.
Вот, обмяк Иван Александрович, когда замок приятелевой двери успокои-
тельно защелкнулся за спиною, спрячь или выброси, и вывалил прямо тут, в
прихожей, на половик, весь чемоданный хлам. Лучше, конечно, выброси. А
то ко мне могут прийти. Приятель, однако, на полушепот не перешел, шторы
задергивать не стал и телефон не прикрыл подушкою: был спокоен и даже
несколько улыбался, и вот так, с улыбкою, и что стряслось? спросил, а
Иван Александрович, подавленный, мрачный, одним лишь словом ответил, как
выдохнул: вызвали. Повестку, что ли, прислали? спросил приятель. Да нет,
по телефону. А ты не ходи! совсем уж чего-то развеселился приятель. То
есть как не ходи?! потрясся Иван Александрович. А вот так, и приятель
прочел небольшую лекцию по поводу кодексов, законов, прокурорского над-
зора, формы повестки и многого прочего, о чем, собственно, и Иван Алек-
сандрович отлично знал, потому что в хламе, на половик вываленном, писа-
лось кое-что и об этом, - знал, но к себе почему-то применить не решал-
ся, даже и теперь не вполне решался, после всех приятелевых доказа-
тельств, что как раз на таких, как Иван Александрович, эти статеечки и
рассчитаны, а не на неких абстрактных диссидентов, которых и в приро-
де-то, может, не существует.
Ну, так или иначе, а в конце концов успокоил его приятель более чем
вполне, даже бутылку сухого раздавили, и домой Иван Александрович возв-
ращался хоть и с пустым чемоданчиком, но в расположении духа весьма при-
личном, то есть в твердой уверенности, что никуда он в четверг не пой-
дет, кроме как разве на службу, и что только постольку они опасны ему,
поскольку он сам их боится, и что если сам, как кролик в пасть удаву, к
ним не полезет, они оставят его в покое, потому что никакого состава
преступления за ним нету и быть не может, и ни один прокурор ордера им
на Ивана Александровича никогда в жизни не подпишет.
Однако, если по выходе от приятеля эта уверенность в Иване Александ-
ровиче была подобна льду промерзшей до самого дна реки - по мере прибли-
жения к не столь, в общем-то, и далекому четвергу лед под своею поверх-
ностью все подтаивал и подтаивал, и, наконец, одна поверхность только и
осталась, то есть решение к ним не ходить, а сквозь нее уже просвечивала
темная, глубокая, холодная, манящая в себя вода. Ну, а эту поверхность,
эту тоненькую корочку проломить - ступить только, даже не грузному ива-
налександровичеву телу ступить, а, пожалуй, что и цыпленку.
Вот в таком, примерно, состоянии духа и шел Иван Александрович в чет-
верг со службы домой, и совсем не удивительно, что ноги его как-то сами
собою повернули в сторону площади Дзержинского.
10
По дороге Иван Александрович думал только об одном: как бы там ему
так себя повести, чтобы никого не заложить, хоть, по трезвому размышле-
нию, закладывать ему было просто некого - разве приятеля своего универ-
ситетского - так вот, тем более:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206