Для Галины же Алексеевны этот рассветный час становится звездным ча-
сом первого и последнего в жизни оргазма, столь могучего, что наступле-
ния его неспособны предотвратить ни отчетливо, словно галлюцинация, слы-
шимая из прошлого песенка про роковую судьбу черного кота, ни нахальные
рожи карнавальных мальчишек, устроившиеся в прямоугольной раме, словно в
окне общежития, ни даже осуждающий взгляд Вождя Мирового Пролетариата, -
словом, неспособен предотвратить весь мир, который из экстравагантных,
стробоскопически меняющихся ракурсов видит опрокинутая ее голова, ме-
чась, мотаясь по зеленому сукну уникального канцелярского порождения!
Когда Ярик, брезгливо поглядывая на порозовевшего тайного советника,
вопли и непристойные извивы которой всего минуту назад чуть не вызвали у
художника приступа натуральной рвоты, застегивает молнию на джинсах, в
голове его словно включается вдруг телетайпный аппарат прямой связи, та-
кой как раз, какой стоит за стеною, в приемной министра, - включается и
с мерным постукиванием печатает на телеграфную ленточку текст, объясняю-
щий смысл порыва, однако, совершенно, увы, нецензурный:
Е..Л Я ВАШЕ МИНИСТЕРСТВО ТЧК
Вот тк вот. А вы говорили: первая любовь!..
Ярик остановил оранжевое олимпийское такси, в котором они покидали
министерство, у огромного мусорного бака, приютившегося в глубине старо-
го зеленого дворика, открыл багажник и принялся устало и индифферентно,
безо всякой злобы и ненависти, перебрасывать в вонючие помойные недра
образцы пейзажной, жанровой и военно-патриотической живописи, похищенные
с коридорных и кабинетных стен, а Галина Алексеевна, посидев минут-
ку-другую на заднем диванчике машины, выбралась под яркие косые лучи
наступившего раннего весеннего утра и, не оборачиваясь, пошла. Ярик не
окликнул, даже, кажется, не заметил ее бегства, и в этот момент ей со-
вершенно очевидно сделалось, что не встретятся они больше никогда, разве
как-нибудь случайно, в метро, да и то постараются друг друга не узнать.
Добравшись до постели, Галина Алексеевна провалилась в тяжкий, болез-
ненный, похмельный сон, и одному Богу известно, что за видения чередова-
лись в воспаленном ее мозгу с мутными проблесками реальности, в которые
ужас содеянного становился доступен осознанию. На службу генерал решила
не ходить более никогда, а вот тк вот, лежа под одеялом, тихо умереть от
стыда, одиночества и голода.
Хотя полные восемь часов рабочего дня были таким образом пропущены,
отговориться за них кое-как еще было можно, но Галина Алексеевна не пош-
ла на службу и назавтра, и на третий, по счастию оказавшийся пятницею,
день. На исходе же воскресенья решила, что понести справедливое наказа-
ние и испить чашу унижения до дна обязана во всяком случае, прибрала на
кухне заплесневевшие, загнившие остатки пресловутого ночного пиршества,
включила телефон и поставила будильник на обычные семь-пятнадцать.
Первое, что увидела Галина Алексеевна, подходя к родному учреждению,
был обосновавшийся на асфальте у помойного уголка знаменитый на все ми-
нистерство огромный стол, свидетель и соучастник ужасающего ее падения.
Он, хоть и пытался держаться самоуверенно, выглядел все же как-то удиви-
тельно жалко: из-за того, наверное, что на верхней его, изумрудной, в
привычных чернильных кляксочках плоскости отчетливо, подобно полянкам
ромашек на весеннем лугу, выделялись неприличные белесые пятна и источа-
ли (так Галине Алексеевне показалось) острый, пронизывающий запах темно-
го ее сладострастия. Генерал постаралась проскользнуть мимо стола по
возможности незаметно, как тень, и вот уже шла, потупив очи, сама не
своя, длинными коридорами учреждения, а злополучные модильяниевы полотна
кричали со стен, лезли под полуприкрытые веки. Боже мой, Боже! Зачем она
здесь, эта отвратительная мазня? Почему ее до сих пор не сняли, не сор-
вали, не выкинули вместе с оскверненным столом?! Впрочем, да, конечно: я
ведь трусливо отсиживалась дома, увиливала от грозной, но справедливой
расплаты за грех юности, а они дожидались меня, очевидцы страшного моего
проступка, беспристрастные свидетели обвинения!
Однако, в коридорах и кабинетах не только никаким наказанием, - даже
происшествием или, скажем, следом происшествия вовсе и не пахло. Коллеги
встретили Галину Алексеевну равнодушно-доброжелательно, а трехдневное ее
отсутствие либо вовсе не заметили, либо приписали обычной инспекцион-
но-разгромной поездке по провинции или легкому недомоганию (положим,
женскому). Тем не менее, весь день Галина Алексеевна была подозрительна
и насторожена и только минут за пять до звонка решилась вызвать по выду-
манному делу вчерашнего выпускника факультета журналистики, смазли-
венького редактора, и как бы между прочим, впроброс, эдак шутя, спро-
сить, не знает ли тот о причинах разжалования министром любимого, ста-
ринного, наркоматского, а, может, и департаментского еще, единственного
в своем роде и не одного хозяина пережившего стола. Редакторчик, не уло-
вивший, сколь важен для генерала несерьезный по видимости этот вопрос,
отделался легкой либеральной шуточкою, и Галина Алексеевна постеснялась
педалировать, а только, не обернув головы, кивнула наверх и назад: а
это? Действительно, присмотрелся к картине редакторчик. У вас здесь, ка-
жется, висело что-то другое. Пейзажное. Глядите как забавно: дама в чер-
ном определенно похожа на вас! А что Тер-Ованесов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206