Опасаясь, что девица расскажет слишком много в ущерб занимательности
повествования, перенесемся на монастырскую колокольню: держась напряжен-
ной рукою за толстую, влажную веревку, смотрит на луг, на букаш-
ку-рэйндж-ровер двадцати= примерно =летняя монахиня, чью вполне уже соз-
ревшую, глубокую, темную красоту, не нуждающуюся в макияже, оттеняют
крылья платка-апостольника. Смотрит, не в силах сдержать чуть заметную,
странную, пренебрежительную, что ли, улыбку!
Рэйндж-ровер останавливается тем временем у монастырских ворот, ком-
пания высыпает из него, белобрысая девица, ловко спрыгнув с крыши, сту-
чит в калитку. Та приоткрывается на щелочку, являя привратницу: тощую,
злую, каких и только каких в одной России можно, наверное, встретить на
подобном посту. Привратница некоторое время слушает иноязыкий, с лома-
но-русскими включениями, щебет.
- Нету начальства! - роняет и калитку захлопывает, чуть нос белобры-
сой не прищемив.
- Дитрих, материалы! - распоряжается та, и Дитрих лезет в машину, вы-
таскивает кипу журнальных цветных страниц, отксеренных газетных полос,
фотографий.
Белобрысая принимает бумажный ворох, перебирает его, задерживаясь на
мгновенье то на одном снимке, то на другом: давешняя монахиня - а она
все стоит на колокольне, поглядывает вниз и улыбается - в эффектной ци-
вильной одежде за огородочкою в судебном зале (двое стражей по сторо-
нам); окруженная журналистами, словно кинозвезда какая, спускается по
ступеням внушительного здания - надо полагать, Дворца Правосудия.
Флегматичный водитель, понаблюдав за напрасными стараниями совершенно
обескураженных, не привыкших в России к подобному отношению товарищей
проникнуть в обитель, столь же флегматично, как пиво пил прежде, нажима-
ет на кнопку сигнала, а потом щелкает и клавишею, врубающей сирену.
- Ты чего?! - пугается белобрысая.
- Нормально, - говорит ли, показывает ли лапидарным, выразительным
жестом тот.
А монахиня на колокольне, справясь с часиками, ударяет в колокола.
Получившаяся какофония явно забавляет ее: высунулись кто из какой двери,
кто из окошка сестры, привратница, словно борзая, бежит к келейному кор-
пусу; навстречу, спортсменка-спортсменкою, мчится мать-настоятельница,
отдавая на ходу распоряжения.
Калитка снова приотворяется. Мать-настоятельница, дама сравнительно
молодая, чью комсомольско-плакатную внешность камуфлирует от невнима-
тельного взгляда монашеское одеяние, не столько ни бельмеса не понимает
в многоголосии с той стороны ограды, сколько не желает понимать, не же-
лает смотреть и на просунутые в щель белобрысой репортершею вырезки.
Особенно раздражает монахиню уставившийся на нее телеглаз.
- Минутку, господа! Айн момент! - а сама косится на колокольню, с ко-
торой несется все более веселый перезвон.
Наконец, привратница почти за руку тащит юную, тонкую монашку, кото-
рая, выслушав данную на ухо настоятельницею инструкцию, на чистейшем
берлинском диалекте говорит, что господа, к сожалению, ошиблись, что ни-
какой сестры Ксении в их обители нету и не было и даже никакой сестры с
другим именем, похожей на фотографические изображения, и что, к сожале-
нию, монастырь не может сейчас принять дорогих гостей.
Немцы переглядываются, шепчутся, собираются, кажется, предпринять еще
одну атаку, но привратница уже закладывает калитку тяжелыми, бесспорными
засовами, а мать-настоятельница, не заметив вопроса-упрека в глазах юной
сестры-переводчицы, направляется к кельям.
А инокиня Ксения знай себе бьет в колокола и небрежным взглядом про-
вожает удаляющийся, уменьшающийся рэйндж-ровер, покуда тот не превраща-
ется в божью коровку, вполне уместную на лугу, даже на столь древнем!
!Прежде инокиню Ксению звали Нинкой - не Ниною даже - ибо была она
довольно дурного тона девочкой из Текстильщиков, собою, впрочем, хоро-
шенькой настолько, что мутно-меланхолический глаз чернявого мальчика -
из тех, кто ошивается на рынках, возле коммерческих, на задах комиссио-
нок - вспыхнул, едва огромное парикмахерское зеркало, отражавшее его са-
мого в кресле, покрытого пеньюаром, и мастерицу с болтающимися в вырезе
бледно-голубого халатика грудями, наносящую феном последние штрихи мод-
ной укладки, включило в свое поле гибкую фигурку, возникшую в зале с
совком и метелочкою - прибрать настриженные за полчаса волосы.
Мастерица ревниво заметила оживление взгляда клиента, прикрыла халат-
ный распах.
- Не вертись! - прикрикнула, хоть мальчик вовсе и не вертелся, - ис-
порчу!
- Кто такая?
- Ни одной не пропустишь! Как тебя только хватает?!
- Кто такая, спрашиваю?
Мастерица поняла, что, пусть презрительно, а лучше все же ответить:
- Кажется, с завода пришла. Ученица. Пытается перейти в следующий
класс.
Мальчик пошарил рукою под пеньюаром, вытащил и положил на столик, ря-
дом с разноцветными импортными баночками и флаконами, двухсотрублевую и
не попросил - приказал:
- Познакомь.
Нинка, подметая, поймала маслянистый взгляд, увидела зелененькую с
Лениным.
- Нин! - как раз высунулась из-за парикмахерских кулис немолодая
уборщица. - К телефону.
- А чо эт' на вокзале? - спрашивала Нинка далекую, на том конце про-
вода, подругу в служебном закутке с переполненными пепельницами, элект-
рочайником, немытыми стаканами и блюдцами. - Ну, ты выискиваешь! Ба-
булька, конечно, ругаться будет!
С той стороны, надо думать, понеслись уговоры, которые Нинка прервала
достаточно резко:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206