Очень
можно схлопотать. А вообще, - улыбнулась, - давненько я землячек не
встречала. Заваливай - выпьем!
Нинка улыбнулась в ответ и двинула за землячкою в недра крохотной ее
квартирки.
Стоял серенький день. Народу на улице было средне. Нинка сидела у ок-
на и меланхолично глядела на улицу. Сергей валялся на тахте с книгою
Достоевского. На комнатке лежала печать начинающегося запустения, тоски.
Ни-ще-ты.
- Может, вернешься в Россию? - предложила вдруг Нинка.
Сергей отбросил книгу:
- Ненавидишь меня?
Хотя Нинка довольно долго отрицательно мотала головою, глаза ее были
пусты.
Мимо окна, среди прохожих, мелькнула стайка монахинь.
Нинка слегка оживилась:
- Где ряса?
- На дне, в сумке. А зачем тебе?
- Платье сошью, - и Нинка полезла под тахту.
- Ну куда ты хочешь, чтоб я пошел работать?! Куда?! - взорвался
вдруг, заорал, вскочил Сергей. - Я уже все тут оббегал! Ты ж запрещаешь
обращаться к Отто!
Нинка обернулась:
- Бесполезно. Я у него уже была!
- Была? В каком это смысле?! - в голосе Сергея зазвучала угроза.
- Надоел ты мне страшно! - вздохнула Нинка и встряхнула рясу. - В ка-
ком хочешь - в таком и понимай!
Было скорее под утро, чем за полночь. Нинка выскользнула из такси,
осторожно, беззвучно прикрыв дверцу, достала из сумочки ключ, вошла в
комнату; разделась, нырнула под одеяло тихо, не зажигая света, но Сергей
не спал: лежал недвижно, глядел в потолок и слезы текли по его лицу, за-
росшему щетиной.
- Ну что ты, дурачок! Что ты, глупенький! - принялась целовать Нинка
сожителя, гладить, а он не реагировал и продолжал плакать. - Ну перес-
тань! Я же тебя люблю. И все обязательно наладится.
- Я не верю тебе, - произнес он, наконец, и отстранился. - Никакая ты
не ночная сиделка. Ты ходишь! ты ходишь на Риппер-бан!
- Господи, идиот какой! С чего ты взял-то?! - и Нинка впилась губами
в губы идиота, обволокла его тело самыми нежными, самыми нестерпимыми
ласками.
Сергей сдался, пошел за нею, и они любили друг друга так же почти,
как в залитом африканским солнцем иерусалимском номере, разве что
чувствовался в немом неистовстве горький привкус прощания.
Когда буря стихла, оставив их, лежащих на спинах, словно выброшенные
на пляж жертвы кораблекрушения, Сергей сказал:
- Но если это правда! Я тебя! вот честное слово, Нина! Я тебя убью.
Сейчас они сидели в витринах друг против друга, на разных сторонах
переулка: гимназисточка и монахиня. Землячка привалилась к наружной две-
ри, готовая продать билет! И тут из правого проходца возник Сергей:
пьяный, слегка покачиваясь.
Нинка увидела его уже стоящим перед ее витриною, глядящим собачьим,
жалостным взглядом, но не шелохнулась: как сидела, так и продолжала си-
деть.
Землячка обратила внимание на странного прохожего:
- Эй, господин! Или заходи, или чеши дальше!
- Что? - очнулся Сергей. - Ах, да! извините, - и, опустив голову,
побрел прочь.
Землячка выразительно крутанула указательным у виска.
- Зачем? - шептала Нинка в витрине. - Зачем ты поперся сюда, дура-
чок?..
Один ночной бар (двойная водка), другой, третий, и из этого,
третьего, старая, страшненькая жрица любви без особого труда умыкает
Сергея в вонючую гостиничку с почасовой оплатой!
На сей раз придерживать дверцу такси нужды не было: окна мягко свети-
лись, да и не мог Сергей Нинку не ждать.
Она замерла на мгновенье у двери, собираясь перед нелегким разгово-
ром, но, толкнув ее, любовника не обнаружила. Шагнула в глубь квартиры и
тут услышала за спиною легкий лязг засова, обернулась: Сергей, не трез-
вый, а победивший отчасти и на время усилием воли власть алкоголя, гля-
дел на нее, сжимая в руке тяжелый, безобразный пистолет системы Макаро-
ва.
- Где ты его взял? - спросила почему-то Нинка и Сергей почему-то от-
ветил:
- Купил. По дешевке, у беглого прапора, у нашего. Похоже, нашими на-
бит сейчас весь мир.
- Понятно, - сказала Нинка. - А я-то все думаю: куда деваются мароч-
ки? - и пошла на любовника.
- Ни с места! - крикнул тот и, когда она замерла, пояснил, извиняясь:
- Если ты сделаешь еще шаг, я вынужден буду выстрелить. А я хотел перед
смертью кое-что еще тебе сказать.
- Перед чьей смертью?
- Я же тебя предупреждал.
- Вон оно что! - протянула Нинка. - Ну хорошо, говори.
Сергей глядел Нинке прямо в глаза, ствол судорожно сжимаемого писто-
лета ходил ходуном.
- Ну, чего ж ты? Давай, помогу. Про то, как я тебя соблазнила, разв-
ратила, поссорила с Богом. Так, правда? Про то, как я затоптала в грязь
чистую твою любовь. Про то, как сосуд мерзости, в который я превратила
свое тело!
- Замолчи! - крикнул Сергей. - Замолчи, я выстрелю!
- А я разве мешаю?
Сергей заплакать был готов от собственного бессилия.
Нинка сказала очень презрительно:
- Все ж ты фавен, Сереженька. Вонючий фавен, - и пошла на него.
Тут он решился все-таки, нажал гашетку.
Жизненная сила была в Нинке необыкновенная: за какое-то мгновенье до
того, как пуля впилась чуть выше ее локтя, Нинка глубоко пригнулась и
бросилась вперед (потому-то и получилось в плечо, а не в живот, куда
Сергей метил), резко дернула любовника за щиколотки. Он, падая, выстре-
лил еще, но уже неприцельно, а Нинка, собранная, как в вестерне, успела
уловить полсекундочки, когда рука с пистолетом лежала на полу, и с раз-
маха, коленкой, ударила, придавила кисть так, что владелец ее вскрикнул
и макарова поневоле выпустил.
Сейчас Нинка, окровавленная, вооруженная, стояла над Сергеем, а он,
так с колен и не поднявшись, глядел на нее в изумлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206