он не успевает их вытащить, передние животные тащат неудержимо, и вот – он без ног.
Ямщики ставят вперед самых сильных оленей, от них все зависит. Горе, если караван станет, – замерзшая наледь скользка, нарты больше не двинутся. Поэтому упавшему пощады нет.
Ночевали на станциях или в чай-поварнях. Станция – юрта, где живут не только люди, но также собаки и олени. Чтобы спать в таком помещении, нужна привычка. Вечером ложился Седов в юрте, соблазненный теплом, но ни разу не выдерживал до утра, – забрав доху и баранье одеяло, среди ночи уходил досыпать на чистом воздухе, в санях. Но станция – дворец, в сравнении с чай-поварней. В заботах об удобстве путников кто-то настроил в промежутках между станциями эти маленькие халупы, лишенные окон, часто даже дверей, с каменным очагом без трубы. В них можно найти спасение от пурги, но не от мороза. Едкий, густой дым, давнишняя грязь и кучи отбросов, глиняный пол и покрытые инеем, а то и льдом стены, – вот что такое чай-поварня на Колымском тракте.
В эту весну 1909 года Седов был единственным человеком, осмелившимся на путешествие из Верхоянска в Среднеколымск. В пору распутицы никто не решается итти по тракту. Но Седову было дорого время, ждать он не мог, да и, кроме того, не любил он выжидать и очень уж крепко надеялся на свои силы.
В ту пору был он уже не молод – тридцать два года, но в его взглядах на жизнь, на препятствия, встречавшиеся на пути, было еще нечто очень молодое, почти юношеское, в нем был задор, толкавший его иногда на такие предприятия, которые другим казались излишне трудными, а потому и ненужными.
Его специальностью была гидрография, а это было связано с плаваниями в мало посещаемых водах, с жизнью в палатке на пустынных берегах моря или океана, с трудами и опасностями. И, может быть, он перестал бы любить свою профессию, если бы она постоянно не предоставляла возможности побороться с природой.
27 мая Седов въехал в Среднеколымск. Едва ли не все пятьсот жителей этого города высыпали из домов встречать нежданого гостя.
Привал на Колымском тракте. Крайний слева: Г. Я. Седов.
Он здесь задержался на девять дней, пока готовили карбасы.
Позднее, уже возвращаясь из этой экспедиции в Петербург, он вставил в свой отчет, среди сведений о течениях, очертаниях берегов и температуре, несколько десятков строк о поразивших его чертах среднеколымского быта. Он записал, что колымчане почти каждую весну голодают. У населения своего хлеба нет, только чиновники и казаки получают казенный паек. Купцы же берут за пуд хлеба 10–12 рублей. Садят колымчане на рыбе и чае. «Как сотни лет назад ловили они рыбу,– записал Седов, – так ловят ее и теперь,– тем же примитивным способом: неводом и мордой».
Охота на Колыме богатейшая: добывают медведя белого и черного, песца, лисицу, горностая, белку, зайца. Диких оленей бьют на реке, когда они переплывают ее табуном в сто-двести голов. Олень беспомощен в воде, промышленники подплывают к нему в карбасе. Неисчислимые стаи птиц населяют озера и речные протоки. Но все это не может быть заготовлено впрок, потому что у колымчан нет соли. Они голодают среди изобилия.
Среднеколымские наблюдения неожиданно и по-новому осветили для Седова значение его экспедиции. В теплый, ясный день 7 июня на набережной толпилось все население города – стар и мал, богатые и бедные. Над широкой рекой катился, 'не переставая, тяжелый колокольный звон. Карбас, нагруженный сверх меры припасами экспедиции, стоял наготове. На веслах сидели местные казаки. Навзрыд плакали казачки, провожая мужей в Студеное море.
Горожане знали, зачем отправляется Седов в устье их родной реки. Они напутствовали его лучшими пожеланиями и просили обязательно найти «борозду», то-есть фарватер, чтобы могли пароходы с мукой и солью заходить в Колыму, чтобы могли забирать у колымчан предметы их богатого промысла.
Флаги, крики «ура», приветственная стрельба. Казаки дружно налегли на весла, карбас поплыл вниз по реке.
После семидневного путешествия по извилистой реке, образовавшей множество островов из наносного песка, Седов остановился в крепости Нижнеколымск.
Честь основания Нижнеколымского острога принадлежит Михаилу Стадухину. Исторические известия рисуют его как одного из самых настойчивых и бесстрашных искателей новых земель. Он еще в 1630 году перебрался с Енисея на Лену, куда манили соблазнительные слухи о богатом соболином промысле. Через несколько лет Стадухин пускается на новое предприятие – плывет вниз по реке Индигирке, достигает моря и, повернув на восток, счастливо находит устье Колымы. Поставив здесь острог, он два года посвящает промыслу и сбору ясака, а затем возвращается с добычей в Якутск. В Якутске он долго не засиживается. Сделав в 1649 году неудачную попытку пройти морем на восток от Колымы – тем курсом, на котором посчастливилось Дежневу, – этот неугомонный исследователь, раззадоренный известием, что «за Колымою-рекою на море моржа и зубу моржового много», отправляется на восток не водою уже, а по суше. Достигнув реки Анадырь, он встречает здесь Семена Дежнева, враждует с ним, а еще через несколько лет спускается вдоль тихоокеанского побережья вниз, верст за тысячу, сначала на реку Пенжину, а потом на Гижигу и Охоту, что впадает в Охотское море.
Седов застал в древней резиденции Стадухина тридцать семь жилищ – юрт и амбарчиков. В них жили сто пятьдесят человек – все население Нижнеколымска. Жители говорили «сьядко» вместо сладко и «сар» вместо шар. Заседатель, священник, псаломщик, два купца и несколько промышленников позажиточней – таково было городское высшее общество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59