Того мурзу он свому воеводе подарил, за то и взят в дружину.
– Мало ли нынче татар на княжеской службе?
– Так оне при татарских князьях и состоят, а этот при государе…
Работая у пушки, Вавила с тревогой размышлял о том, что сулит ему встреча с боярином-обидчиком?
Меняя заряды, палили железом, свинцом, каменными ядрами. Боброк становился все задумчивее. Было уже очевидно, что новая пушка превосходит меткостью самую лучшую баллисту, не говоря о катапультах. К тому же ни баллиста, ни катапульта, ни порок не могли стрелять металлической сечкой, поражая сразу множество целей. Воевода хмурился от мысли, что лет через пятьдесят огнебойное оружие может превратить войны в сплошное смертоубийство, перед которым побледнеют все нынешние битвы, даже кровавая Куликовская сеча, свидетелем которой он был сам. Прежние машины войны служили только слабым подспорьем мощи человеческих рук, эти же новые пугали Боброка: он предугадывал, что на страде смерти они со временем превратят разум и руки людей в свой придаток. Заряди, наведи, запали – и пушка сама совершит страшное дело разрушения и убийства, совершит так же слепо, безжалостно, бестрепетно, как это делает стихия. Вот почему и Боброку-Волынскому не по душе огнебойное оружие. Но прав старшина: жить надо.
– Слушай-ка, Вавила, ты и такие пушки в закатных странах видывал? – спросил вдруг воевода.
– Так, государь, теперь все чаще льют бомбарды из меди и бронзы.
– Льют? А ты сам-то, часом, не пробовал?
– Не пробовал, государь, но видать приходилось – я ж черным рабом при ихних мастерах вертелся. Да лить нехитрое дело. У нас вон какие колокола льют – то потруднее.
– Колокола, – повторил воевода, потирая шрам на щеке. – Досель колокола лили, чаши, подсвечники, кубки, теперь надо пушки лить. И лучше заморских, ибо нам они нужнее.
От моста галопом неслись двое конных. Передний в белой расшитой сорочке и красной бархатной шапке остановил коня на скаку, птицей слетел с седла.
– Рад служить, государь!
– Послужи, Бодец. Зря я на тебя, однако, грешил сегодня… Эй, Вавила, поди ближе. – Когда пушкарь приблизился, воевода спросил: – Глянь-ка, знаком тебе этот человек?
Молодой боярин быстрым взглядом обежал мужика:
– Можа, видал гдей-то, а можа, и нет.
– Вспомни, боярин, не ты ли меня прошлой осенью в баню запирал?
– Ха! Странник? Дурья башка, куды ж ты пропал? От Ваньки Бодца сбег – это ж удумать! Холопьи порты носишь. Да я б тя посадил тиуном, в камку нарядил бы, на серебре ел бы…
– Погодь, Бодец, – остановил воевода. – Што там с конем-то вышло у вас?
– Какой конь, Дмитрий Михалыч? У меня коней полно. Люди надобны, мужики. Давай обратно, што ли, так и быть, приму…
– Довольно, Ванька! На княжьей службе Вавила, не сговорил прежде, теперь – неча. И винился я пред тобой зря – несет, будто из медуши. Назад ступай да скажи Никифору: довольно меды усиживать – завтра, может, понадобитесь.
Пушку и побитые щиты воевода приказал доставить к нему на подворье, Вавиле – зайти в княжеский терем для разговора.
На следующий день утром у великого князя была дума. Из Городца-Мещерского от князя Хасана примчался вестник: через Казань в Нижний Новгород проехал посол Тохтамыша с отрядом в семьсот воинов. Посол идет в Москву, но сначала как будто – в Тверь.
Димитрий оглядел собрание с привычным уже чувством утраты – нет Бренка, нет Тарусских, нет Белозерских… Нет даже князя Владимира Храброго – уехал в Боровск и Серпухов. Сытые лица бояр вдруг вызвали глухое раздражение, словно эти люди виноваты в том, что лучшие не вернулись с Куликова поля. Молча прошел князь к своему трону на возвышении, сел, и бояре уселись, выжидающе глядя на государя. Было душно, а иные – в соболях и бобрах. Завезли откуда-то дурацкий обычай рядиться в меха даже летом, чтобы похвастать богатством.
– Дворский, вели растворить окна. Сопреют бояре, с кем думать буду?
Сопели, утираясь, пытливо смотрели в лицо князя: шутит или всерьез? Под усами Боброка-Волынского таилась усмешка.
– Стало мне ведомо, бояре: в Нижний Новгород прибыл послом от великого хана Тохтамыша сын его царевич Акхозя. А с ним, почитай, тысячный отряд войска. Идет он к нам. Што вы мне посоветуете: слать навстречу бояр аль, может, самому ехать – все ж ханский сын?
– От кого ведомо сие? – недоверчиво спросил Морозов.
Боброк остро глянул на боярина – ишь ты, удивился! Считает себя посредником между Донским и Суздальским, ему непонятно, отчего посланец из Нижнего минул его боярский двор.
– Весть от верного человека, – спокойно ответил Донской.
– Чего ж это ханский посол поперся чрез Нижний? – спросил русобородый, моложавый Федор Кошка, сын знаменитого посольского боярина Андрея Кобылы, недавно умершего. – В Москву из Орды есть короче пути с тысячным-то отрядом.
– Послу дороги не заказаны, он их сам выбирает.
– Или хан за него, – отозвался Тетюшков.
– Верно, Захария, – ответил Кошка. – Глядишь, из Нижнего еще в Тверь аль в Рязань наладится.
– Тогда и неча нам встречать его, – отрезал Тетюшков. – Не заблудится, раз ему и окольные дороги известны.
– Што говоришь, боярин! – вскинулся Морозов. – Обидеть посла-царевича? Да пошли хотя бы меня, государь, – исполню посольство как надо.
– Небось когда Мамай стоял на Дону и смертью нам грозил, ты, Иван Семёныч, за чужие спины прятался, животом страдал, а ныне в посольство набиваешься, – проворчал недовольно Вельяминов. – Есть заслуженнее тебя.
Морозов побагровел, вскочил, полы бобровой шубы разлетелись.
– Ты, окольник, не кори меня московским сидением! Тебе государь лапотный полк доверил, нам же со Свиблом – стольный град.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211