Сулковского интересует только война. С эпическим размахом и со скрупулезностью ученого он рисует картины огромных стратегических операций, раскрывает механизм успехов и поражений, объясняет смысл отдельных французских и австрийских маневров. Со страстью солдата-революционера он характеризует социально-политическую структуру итальянских крошечных государств, на территории которых проходит кампания. Его письма – это военный учебник, но учебник «высшего класса», для кандидатов в командующие армиями.
Сулковский учился воевать, разрабатывая с начальником штаба Бертье оперативные планы, выезжая на рекогносцировку, читая донесения линейных адъютантов и слушая болтовню солдат на биваках. Но прежде всего учился на полях сражений рядом с Бонапартом. Там он «вглядывался в громы» полководца и «циркулем проверял их мощь и воздействие». Он сопровождал командующего во всех сражениях и почти в каждом из них каким-то образом отличался. Он угадывал мысли генерала, опережал его приказы, старался быть незаменимым. Один из адъютантов Бонапарта, Лавалетт, который прибыл в штаб Итальянской армии спустя некоторое время после Сулковского, уделяет ему много места в своих.»Воспоминаниях». Француз поражается храбростью польского коллеги на полях сражений, его «необычайным сочетанием смелости и хладнокровия», восхищается его глубокими, всесторонними знаниями, сильным умом и ярким воображением. Он превозносит его верную дружбу, рыцарскую честь и безупречное чувство долга. По мнению Лавалетта, которого трудно в данном случае подозревать в пристрастии, Сулковский выгодно отличался не только «от того же Жюно» (будущий герцог д'Абрантес, видимо, не пользовался признанием товарищей), но и от всех остальных адъютантов командующего.
Сам командующий, надо думать, таким же образом оценивал своего польского aide de camp, так как по мере знакомства с ним отводил ему подле себя все более важное место. Он поверял ему самые конфиденциальные штабные и личные секреты, возлагал на него самые трудные и самые ответственные задания, а в заданиях, выполняемых совместно с другими адъютантами, поручал ему руководство (так было, например, в венецианской миссии Сулковского и Жюно). Из польских и французских исторических исследований видно, что в заключительном периоде итальянской кампании Сулковский наряду с Бертье был самым близким и самым доверенным соратником Бонапарта. Тогдашняя молва гласила, что польский адъютант облечен просто невероятным доверием. Рассказывали, что в некоторых случаях он имел право принимать самостоятельные решения и подписывать приказы от имени генерала. О влиянии молодого поляка на Бонапарта писали даже немецкие и австрийские газеты.
Но, странная вещь, эта исключительная роль, которую играл Сулковский в штабе Итальянской армии, никак не отразилась на его воинской карьере. Другие – менее способные и менее ценимые офицеры из окружения Бонапарта продвигались в молниеносном темпе, а самый одаренный адъютант, который был правой рукой командующего и почти в каждом сражении отличался каким-нибудь подвигом, закончил итальянскую кампанию, как и начал ее, в чине капитана.
Над причинами этой непонятной несправедливости биографы Сулковского ломали голову вот уже сто с лишним лет. Ортанс Сент-Альбен, который черпал свои сведения из трудно проверяемых устных преданий, утверждает, что Бонапарт во время итальянской кампании на вопрос, почему он так долго не представляет к повышению в чине своего польского адъютанта, якобы ответил: «Потому что он с первой минуты показался мне достойным назначения только на должность главнокомандующего… но вообще-то он сам по прибытии в Итальянскую армию заявил: „Мне не нужно никаких наград, которые вы раздаете французам; моя единственная цель совершенствоваться в воинском деле под руководством самого выдающегося полководца, с тем чтобы когда-нибудь я мог стать таким же в моей стране…“
В этом якобы историческом анекдоте достоверным кажется одно только заявление адъютанта, так как оно находит себе документальное подтверждение. А вот слова генерала, пожалуй, следует причислить к легендам, возникшим уже после смерти Сулковского. Потому что трудно допустить, чтобы в эти ненадежные, отмеченные коварством и завистью времена Директории какой-нибудь генерал спешил выдать своему подчиненному патент на главнокомандующего. Меньше всех годился для таких заявлений склонный к подозрительности и постоянно чувствующий себя под угрозой Бонапарт.
Зато мы знаем от историков, что во время итальянской кампании именно такое мнение о Сулковском высказал некто иной – Лазар Карно, член Директории и «организатор победы». Весьма возможно, что именно это неосторожное высказывание парижского правителя и сопутствующие этому обстоятельства встревожили мнительного генерала и сказались на карьере его адъютанта.
Высказывание Карно широко известно, и его можно найти во всех биографиях нашего героя. В период наиболее напряженных отношений между Парижем и командующим Итальянской армией Карно на одном из заседаний Директории якобы сказал о Сулковском: «Если бы мы потеряли Бонапарта, то вот молодой человек, который способен заменить его».
Биографы Сулковского, охотно ссылаясь на мнение Карно, никогда не старались докопаться до его источника, оставляли без ответа три напрашивающихся вопроса. Что общего было у командующего всеми вооруженными силами республики со скромным капитаном, адъютантом штаба Итальянской армии? Почему Карно так хорошо разбирался в талантах Сулковского?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60