Берлин официально уведомил Петербург, что заключение оборонительно-наступательного союза между Россией и Польшей будет расценено как casus belli по отношению к Пруссии. Екатерина была слишком занята крымскими неудачами Потемкина, чтобы рисковать новой войной с Пруссией. Поэтому она, даже не поставив в известность Станислава-Августа, отказалась от намерения заключить новый союз с Польшей.
Могло показаться, что этот неожиданный политический поворот сослужит королю службу. Но это была лишь видимость, от всего этого выиграла оппозиция. Имея за собой реальную поддержку Пруссии, она почувствовала себя действительно сильной. Открытый конфликт между державами-гарантами создавал условия для совершенно свободного столкновения между политическими группировками в стране. Оппозиция поняла, что после вынужденной под давлением Пруссии уступки со стороны России она может помериться с королем силами как абсолютно равноправный партнер.
В последних числах сентября разыгралась борьба изза власти в сейме. После отпадения вопроса об антитурецком союзе на повестке дня сейма остались два важных пункта, выдвинутые воеводскими сеймиками, – увеличение армии и некоторые изменения внутреннего характера. Как обычно в важнейших случаях, сейм должен был заседать, объединенный в конфедерацию, чтобы обойти принцип единогласия и связанную с ним опасность того, что все может быть сорвано чьим-нибудь вздорно-строптивым голосом. Следовало установить момент, когда эта конфедерация может быть сколочена. Если до сейма, в лоне правительства, то есть Постоянного совета, то инициатива останется за королем и его сторонниками. Если же после открытия сейма, то перейдет в руки простого сеймового большинства.
С неделю идут лихородочные совещания обеих группировок. Предводители королевской партии совещаются в присутствии русского посланника Штакельберга, оппозиция консультируется с прусским посланником Бухгольцем. Князь Станислав в этот период верно поддерживает дядю-короля и дядю-примаса. Сейчас уже не до личных претензий и обид. Борьба идет за слишком важную ставку – «быть или не быть» всей семье Понятовских. И вот королевская партия проигрывает. Король вынужден уступить под натиском прусских угроз и взбудораженного оппозицией общественного мнения. Конфедерация будет создана только на сейме. Оппозиция торжествует. Это первое большое поражение Понятовских.
Сейм возвышается над королем. Теперь все зависит от, того, кто окажет решающее влияние на большинство сейма. Сейм собирается 6 октября 1788 года. На следующий день устанавливается ядро конфедерации. Маршалами выбраны: от короны – умеренный политик Станислав Малаховский, человек в основе своей порядочный и повсеместно уважаемый, от Литвы – недруг Понятовских, крикун и позер Казимеж Нестор Сапега, племянник Ксаверия Браницкого.
После избрания маршалов князь Станислав выступает еще раз как посредник между оппозицией и королем. Мы узнаем об этом из его воспоминаний. «Маршалом сейма общее мнение выдвинуло Малаховского, единственного из трех братьев, к которому король был настроен неприязненно, как к человеку, склоняющемуся к оппозиции, сухому и упрямому. Когда стало ясно, что он будет выбран, я решил сблизить его лично с королем, потому что в конце концов человек он был очень порядочный, и я уважал его за характер».
Первая неделя исторического сейма прошла очень интересно. Выступают преимущественно ораторы от провинциальных сеймиков. Долгие, скучнейшие речи на банальнейшие темы. Вежливый маршал Малаховский не может одернуть присяжных болтунов. На троне больной дремлющий король. Атмосфера безграничной скуки. В среде зевающих депутатов и в летучих сатирических изданиях мелькает первое определение этого сейма: «разболтавшийся сейм». А в кругах дипломатического корпуса называют его «танцевальным сеймом», так как в смысле светских увеселений сейм просто небывалый. Вся палата депутатов была заранее приглашена «чохом» на весь цикл приемов, устраиваемых регулярно в каждый очередной день недели, кроме суббот, а именно: в воскресенье – большой ужин у князя-примаса Михала Понятовского, в понедельник – прием у великого коронного маршала Михала Мнишека, во вторник – у маршала Малаховского, в среду – у князя Адама Чарторыского, в четверг – у Щенсного-Потоцкого, в пятницу – у Игнация Потоцкого. На этих блистательных «ассамблеях» и в тиши кабинетов иностранных послов, а не в палате депутатов намечается будущий ход событий.
Первый удар грома разражается 13 октября. На рассмотрение маршала сейма поступает давно ожидаемая нота прусского правительства, в которой посол Бухгольц выражает официальный протест против нового союза с Россией. То, о чем до сих пор говорили только на тайных совещаниях, высказано вслух для всеобщего сведения. Впечатление колоссальное. Теперь уже никто не сомневается, что столкновение между державами обеспечивает безопасное прикрытие для сейма. Впервые за сто лет сейм Речи Посполитой будет заседать как независимый сейм. Вспыхивает всеобщий энтузиазм. Первым проявлением его является почти без дискуссий принятое решение о создании стотысячной армии.
Вот отрывок из письма Станислава-Августа относительно этого: «…Народный энтузиазм, возросший до такой степени, что я подобного и не видал, единодушно постановил, что армия Речи Посполитой должна быть увеличена до ста тысяч человек. Восторженность, несомненно, весьма похвальная в основе своей, и в первые минуты ее невозможно было сдержать никакими резонами. Она сама стремилась назначить себе какую-то цель, к коей и я постоянно стремлюсь, но только мысля это постепенно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62