На старуху я даже патрона не потратил - наставил пистолет
и закричал, чтобы тут же вниз прыгала. Послушалась, сволочь, начала
перелазить, но так неловко! Я подбежал и начал ее ногами молотить в тощую
задницу, изо всей силы, как мог. Перевалилась. Я даже не посмотрел, слышал
только, как об лед ударилась...
А там, за мостом, направо, все бегом, недалеко уже и до крейсера.
Странно, почему же они меня почти не ловят? Уважают? Как же пить
хочется... Левая рука вся в крови, больно, пить хочется, в крови, больно,
пить, крейсер вот уже, на курсанта хватает одного патрона. Сколько еще
осталось? Двое выбежали на шум - зря, милые мои, сидеть бы вам по домам,
но не теперь... Одного ногами скинул в воду с трапа, на другого плюнул и
на палубу взбежал. Притаился за углом - пока они вылезать не начнут.
Выпить бы чего...
Рука как болит...
Один - нету. Другой - нету. Третий - нету. Больше не лезут. Увидел
дверь справа, подбежал, толкнул - поддалась. И ввалился внутрь, по
лестнице крутой и железной вниз пролетел.
Темно.
Больно везде...
Выпить бы...
Открываю глаза - далеко вверху дыра открытой двери. На палубе шум.
Встаю.
Падаю.
Встаю.
Кажется, ногу сломал...
Руки левой уже не чувствую. Совсем.
Попрыгал по коридору вперед, длинный, узкий, железный, лампочка,
тусклая...
Спереди...
Вижу...
Дверь...
Открывается...
А...
Из-за...
Нее...
Что-то...
Белое...
Выплывает..
Поднял...
Пистолет...
Нажал...
Громыхнуло...
Что-то...
Белое...
Исчезло...
Нажал...
Еще...
Щелчок...
Выбросил...
Выпить...
Сломана...
Рука...
Чувствую...
Вперед...
Сзади...
Обкладывают...
Дверь...
В дверь...
Закрыть...
За собой...
Тяжело...
Закрыть...
Закрыл...
Упал...
Темно.
Цвета постоянны. Запах один. Все в порядке. Константна ее высота.
Незыблема фланирующая легкость. И руки ее, опутавшие тощую поездную
подушку - постоянны. Слова естественны и несложны. Я вижу и закрываю глаза
в боязни слепоты. Все как и было, нет переменных, нет уравнений - железные
числа, большие серые камни красивы своей неприступностью, древностью и
ненужностью. Границ не видно - просторы, степи и леса, все нехожено, все
ново, сколько ходить еще? Бесконечно. Не отступая, потому что преград не
видно. Я становлюсь спокоен. Я стал спокоен. Мои пальцы не испытывают
ничего нового.
Ничего аккуратного и нетронутого.
Глаза не видят ничего, кроме темноты.
Уши не слышат ничего, кроме далеких стуков.
Тело уже не существует.
Желания угомонились.
Я даже не хочу выпить.
Какая мне разница, будет ли на полюсе флаг?
Когда я еще туда дойду.
Стук все ближе.
Мимо - деревья, дома, остановки.
Зад - Аум.
Центр - Белая полоса.
Перед - Нирвана.
А стук уже просто невозможен.
Такое ощущение, что я лежу возле железной двери и в нее чем-то
тяжелым колотят.

4
Открываю глаза. Действительно - колотят. Кричат что-то, но не слышно
или непонятно. Темно все равно. Пытаюсь подняться, но схватиться не за
что. И почти уже нечем.
Падаю...
Снова...
И снова...
Сухо во рту как...
Встаю, облокотившись правой рукой о косяк, головой мотать нет сил.
Здесь свет. Тусклый, подпотолочный, пыльный.
Свет...
Оборачиваюсь...
Спокойно лежат они, достойно...
Как будто спят...
Словно живые...
На железных матросских двухъярусных кроватях, аккуратно стоящих в три
ряда у дальней стены. И маленькая строгая табличка: "Руководители
Советского государства". А чуть пониже и чуть помельче: "Ответственный за
сохранность и внешний вид мумий мичман Сацкевич".
Черт, думаю, больно-то как! Голова раскалывается от этого дикого
стука в дверь.
Брежу...
Больно...
Падаю...
Темно..
Просто темень..
И далекая белая дорога...
Наконец-то...
Она так прекрасна...
И он идет ко мне...
Ангел...
Плывет ко мне...
Борхес...
В желтом берете...
Наклоняется, нежный, и тихо трясет за плечо...
Эй! - шепотом вопрошает он...
Молчу...
Язык прирос...
Эй! - трясет он...
Здравствуй! - молвлю... - я пришел. Я уже здесь...
Эй! - трясет он...
Что же ты трясешь, ангел, ведь я уже тут... Здравствуй... Бери...
Эй! - трясет он. - ...Открой глаза!
Внемлю...
Открываю...
Действительно, он... Склонился надо мной, небритый, щеки впали, глаза
красны, в бронированную дверь еще стучат матросы...
Здравствуй, ангел, - молвлю...
Здравствуй! - все шепотом вторит он. - ...Я Семен. Семен Сацкевич.
Ангел? - вопрошаю...
Мичман, - вторит шепотом...
Где я? В аду ли, в раю?
В Пантеоне, - шепотом Семен, - ты только посмотри: вот Ленин, вот и
Сталин, вот Молотов и Каменев. Слежу за ними. Ухаживаю. Пыль вытираю.
А как же? - через силу тычу в Ленина...
Вторая, - все так же проникновенно и шепотом Семен.
Проваливаюсь...
Темно...
Медленно...
Влага на губах...
Чувствую влагу на губах...
Открываю глаза...
Он держит сосуд подле уст моих, светел и небрит лик его, прекрасен
светящийся круг над его головой...
Подобный желтому берету...
Мы с ними, - шепчет он, - вставай, товарищ, дверь не сломить. Но и
нам с тобой скоро уже нечего будет пить...
Как тяжело...
Но как прекрасно...
Как это торжественно...
Встаю...
Я встаю, товарищ...
И я встаю...
Там кингстон, - пророчит Семен.
Внемлю...
Иду туда и с силой поворачиваю влево...
Больно...
И сразу становится тихо.
1 2 3 4 5