Конечно, они сразу спросили, что это со мной, где это я был, почему
это весь в грязи, с ружьем, без патронов, с исцарапанным лицом. Танцевал,
ответил я. С кем? С лесной лягушкой. Они все заржали совершенно
по-идиотски, все, кроме Аньки, которая очень неодобрительно на меня
смотрела.
Ты не имел права так думать, говорили ее глаза. Почему же это не
имел, немного растерянно смотрел я в ответ, - я имею право делать все, что
хочу, хотя бы и стрелять из ружей. Нет, ты не имел права меня ревновать.
Это почему же? Потому что я тебе ничего не должна. Анька, кричали мои
глаза, я хочу тебя, я, быть может, даже люблю тебя. Нет, моргнула она, ты
лжешь. К тому же ты тоже со мной спал, так что уступи и другим. Мои глаза
недоумевали. Когда? Тогда, когда меня забодал козел, у Коломенского, или
ты даже не помнишь?
Глаза мои закрылись, Анька пропала, я слышал только, как она о чем-то
говорит с Рудольфом, по-английски и смеясь, а остальные болтают о чем
попало, Саша спорит, Петя рассказывает пионерские анекдоты, Леня слушает
эти анекдоты, а Федя соглашается с Сашей, посуда звенит, чиркают спички,
выдыхается сигаретный дым... Стоп, а откуда взялись сигареты? Саша ходил к
тем, двоим, ну из трейлера, нашел у них по пачке. Ходил? Но ведь мы ехали
тогда столько времени от этого места! Да, три часа, но идти оказалось
быстрее. Закопал? Не, они воняют уже вовсю. Саша зачем-то документы у
водителя забрал, на, смотри. Не хочу я смотреть, дайте лучше выпить
чего-нибудь, как раз будет повод покурить. Так где ж ты все-таки был? -
спрашивает Саша. В лесу. А стрелял в кого? В воду. Зачем? На круги
смотрел. Мудак, смеялся Саша, мы хотели еще куда-нибудь съездить или на
охоту пойти, а ты ружье забрал. Так не собирались же ехать, взволновался
я. Скучно здесь, сказал Федя, надоело сидеть целый день.
Поехали завтра, сказал я, только меня возьмите с собой. Саша
посмотрел на меня с интересом и промолчал.
Потом мы как-то сразу напились, выкурили все сигареты и орали песни,
ничуть не думая о том, что нас могут услышать. Нельзя столько пить, я все
время говорил себе об этом, нельзя. Но нам стало становиться все равно.
В ту ночь она спала с Рудольфом, а мне не снилось ничего. Может, я и
увидел бы какой-никакой сон под утро, я всегда вижу сны под утро, но еще
задолго до утра, часа в четыре меня разбудил эта сволочь Петя и прошептал,
что пора ехать. Я до сих пор не знаю, что заставило меня не посылать его,
а действительно встать и пойти на двор. Легко сказать - пойти, меня кидало
из стороны в сторону, как при урагане, но я благополучно добрался до озера
и, как был, в одежде, бухнулся в ледяную воду. Может, мне и не стоило
этого делать, но я это сделал, так уж вышло. И именно так я объяснил это
Саше с Петей, которые уже ждали меня в грузовике и были глубоко потрясены
таким моим видом. Меня посадили в фургон, они не хотели мокнуть рядом со
мной, да втроем мы бы и не вошли в эту красную кабину. Насколько я понял,
они никому не сказали об отъезде, но почему-то взяли меня. Когда грузовик
проехал около километра я понял, что Саше тоже не помешало-бы прыгнуть в
озеро - он с трудом удерживал машину на узкой лесной дороге, постоянно
задевая выступающими углами фургона стволы деревьев. Я решил, что самое
время доспать, если, конечно, удастся, пока они будут искать какую-нибудь
новую деревню. И хотя я сильно протрезвел от воды и, кроме того, был
насквозь мокр - с меня текло, а грузовик каждую минуту сотрясали жесткие
удары, несмотря на все это мне удалось заснуть почти сразу. Снилось мне -
неожиданно выпал снег.

10
Я смотрю в окно, мне тепло, на улице - никого, вокруг красноватой
луны столбового фонаря мелкими мухами кружится в непонятных направлениях
снежная крупа, обсыпая соляным покрывалом одинокие автомобили. То ли я в
аквариуме, то ли город в аквариуме, а скорее всего и я и город в
аквариуме. Внизу что-то дверным звуком грохает, что-то звонко падает - все
всякого сомнения разбито подъездное стекло. С похожими на завод стонами
устало суетится лифт. Я поэтизирую ночь. Позади меня на рояле что-то
безудержно светское бренчит обнаженная школьница, холодно же голым задом
на мертвой коже кривоногого стула... Две другие, одна другой
пятнадцатилетнее, резвятся на бильярдной кровати, озорно притрагиваясь
змеиными язычками к прорезиненным пенькам сосков, заполняя строгой формы
влагалища кофейными зернами. Им безусловно хорошо, они даже не замечают
моего адвокатского профиля на фоне полного собрания сочинений. Придворные
ноты упруго сыпятся из-под хищно расставленной створки номерного рояля,
сладко шумит в голове от легкого вина, вдали проплывают каравеллы,
бригантины и эспаньолы, так бесконечно пусто внизу живота, так полетно...
И не хватает-то сущей малости, пустяка ничтожного, а все из-за того, что
эта сука ирландец полный коробок шмали куда-то подевал. И только я понял
это, как исчезли с плавным вздохом чистые куклы, унеся с собой в никуда
полные влагалища моего кофе. Весь мой кофе. А та, что осталась, с такой
силой долбила заслуженное клавиши моего старенького пианино, с такой
самосвальной мощью вжимала в пол латунную педальку, демоны, она же сейчас
все сломает, забирайте, забирайте и ее, ни к чему мне ее поролоновые
ягодицы, стул, постойте, при чем же здесь стул... И пропала вместе с
любимым вертящимся стулом. Меня отпустило.
Ты спишь спиной ко мне, свернувшись калачиком, уткнув щеку в
подставленную ладошку, так чисто и по-детски, я встаю на колени перед
узким диваном, склоняю голову на покрывало и любуюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15