Окончательно обрусели они лишь в XX веке — после семнадцатого года. Лагеря, они сильно способствовали обрусению людей самых экзотических национальностей…Дед Кости еще довольно молодым мужиком попал в Ленинград, так что уже и папа Константина считался коренным питерцем. Кстати говоря, отец Кости был человеком достойным и добропорядочным — Олафсон-старший состоял членом КПСС, работал инженером на Металлическом заводе и никогда ни о какой эмиграции обратно на историческую родину даже не помышлял. А вот комсомолец Костя, став студентом филфака, вдруг ощутил «зов предков». В немалой степени этому обстоятельству способствовало то, что на филфаке в то время учился известный городской валютчик и фарцовщик Ваня Гвоздарев. Этот Ваня, лихо развернувший натуральный товарообмен с моряками-иностранцами, привлек к деятельности своей группы и Костю, который, вкусив некие крохи от «западной цивилизации», начал мечтать о том, чтобы уехать из Советского Союза навсегда.Прямо скажем — была однажды у оперуполномоченного Назарова возможность помочь Косте уехать из Ленинграда, только не в милую его сердцу Швецию, а на «химию»… Но пожалел Аркадий парня, не стал губить, а вместо этого привлек к сотрудничеству — правда, официально оформлять его, как агента, не стал. Вместо Кости на «химию» вскоре отправился Ваня Гвоздарев…Самое удивительное случилось потом: Костя Олафсон все-таки умудрился эмигрировать в Швецию — в восемьдесят четвертом году он надолго исчез из Ленинграда. Аркадий Сергеевич навел справки о том, как Косте удалось уйти за кордон, и еще раз поразился непобедимой пытливости ума советского человека… Оказалось, что Костя-Сон не только сам выехать сумел, но и любимую девушку с собой прихватил.А дело было так: избранница Олафсона училась в том же университете, только на восточном факультете. Звали девушку Ритой, и была она неописуемой красавицей. О романе между Ритой и Костей знали все студенты и филфака, и востфака. Казалось бы — дело к свадьбе шло, но тут как-то раз Рита возьми и объяви на факультете: дескать, я замуж за датчанина выхожу, уезжаю в Данию — давайте-ка ребята, исключайте меня из комсомола по-быстрому… Все так и обалдели! А обалдев, задались вопросом — а как же Костя? Куда же он смотрел?Костя, чувствуя к своей персоне пристальное внимание, ходил в Университет черным от горя, а однажды даже не сдержался и ударил коварную изменницу в буфете по голове пустой фирменной сумкой… Впрочем, все это Риту не остановило, она все-таки расписалась с богатым датчанином и уехала в Копенгаген. Костю все жалели до тех пор, пока он (месяца через два после отъезда Риты) не женился на сорокапятилетней шведке, часто приезжавшей в Ленинград на какие-то научные конференции… Вот тут до всех и дошел гениальный Костин план — да поздно было, Олафсон убыл в Стокгольм. Там он, спустя некоторое время, развелся со шведкой и воссоединился с Ритой, бросившей глупого доверчивого датчанина, которого ей сам Костя и сосватал…Узнав обо всей этой истории, Назаров только хмыкнул и забыл про Костю до девяностого года, когда тот снова всплыл в Ленинграде, но уже как шведский гражданин… Господина Олафсона теперь было не узнать — исчез фарцовщик-шустрила, появился солидный бизнесмен в дорогом костюме с непонятно откуда прорезавшимся шведским акцентом. Оказалось, что Костя-Сон открыл в Стокгольме вместе с Ритой, ставшей его законной женой, маленькую торговую фирму, быстро превратившуюся в процветающее предприятие, поставлявшее продукты питания в разные страны мира, в том числе и в Советский Союз.Да, меняет время людей… Надо отдать Косте должное — хоть и посолиднел он до невозможности, но «понты гонять» перед Назаровым не стал, наоборот, бросился к Аркадию Сергеевичу чуть ли не как к отцу родному — даже бутылку дорогущего виски подарил, которого майор отродясь не пробовал… Кто знает — может быть, Костя и искренне благодарен был Назарову за то, что тот его когда-то пожалел, а может, просто боялся «комитетчика» по старой памяти, понимая, что на своей земле Аркадий Сергеевич сумеет испортить жизнь кому угодно — пусть даже и новоиспеченному шведскому бизнесмену. Должен был Костя помнить со своих «мажорских университетов», что это только на следователя можно практически безнаказанно плюнуть, а на опера — нельзя… Опер, он ведь и обидеться может, а обидевшись — шепнет пару ласковых на таможне, и разденут там бедолагу до трусов, как птенчика, да еще три раза в заднем проходе пороются — вдруг там валюта и бриллианты упрятаны…В общем, сложно сказать, что именно господином Олафсоном двигало, но стал он позванивать из Стокгольма Назарову на работу, как минимум, три раза в год — с днем рождения поздравлял, с Новым годом и Днем чекиста… И приезжал Костя в Питер по делам еще пару раз, а приезжая — обязательно к Аркадию Сергеевичу заскакивал, бутылки дорогие дарил и ностальгически прошлое вспоминал. Уходя — непременно приглашал в Стокгольм и телефон всякий раз свой напоминал:— Вы бы, Сергеич, хоть позвонили когда-нибудь!— Непременно, — отвечал, усмехаясь Назаров. — Вот когда у меня такая зарплата, как у тебя, будет — тогда мы с тобой друг дружке навстречу номера набирать станем…Костя понимающе вздыхал и откланивался. Кстати, шутку насчет своей зарплаты майор отпускал безо всяких «тонких намеков на толстые обстоятельства» — денег с Олафсона Назаров никогда в жизни не брал. Впрочем, «комитетчик» не брал их не только с Олафсона — он по жизни никогда и ни с кого не брал. Да ему и не предлагали особо…Вспомнив Костю, владевшего в Стокгольме фирмой, торгующей продовольствием, Назаров обрадовался — такой клиент вполне мог заинтересовать ребят из «ТКК».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22