Фрэнсис рассмеялась.
– Я на полном серьезе. Без шуток! – И Сэм направился к дверям.
Когда масса гостей начала редеть, а для более интимного круга выставили блюда с закусками, Фрэнсис проскользнула по черной лестнице в свою прежнюю спальню. В комнате было все аккуратно прибрано, но в обстановке ничего не переменилось – две железные, окрашенные белой краской кровати с полированными шариками на спинках, покрывала в бледно-розовых цветах, разрисованный такими же цветочками шкаф, два небольших кресла в чехлах из зеленой ткани. В шкафу, в комоде, в ящики которого Фрэнсис заглянула и где хранилось раньше ее и Блэр белье, теперь было пусто, но сохранился стойкий запах лаванды.
Фрэнсис подвинула одно из кресел к окну, выходящему на парадный вход и подъездную дорожку, и стала наблюдать за извивающейся, как гигантская змея, вереницей дорогих машин, притормаживающих у крыльца и вновь продолжающих бесшумное, мягкое движение. Она видела, как уехала ее мать, до этого о чем-то оживленно беседовавшая с прокурором Моррисом. Ее черная шляпка колыхалась и подрагивала, словно шар на воде, когда она в разговоре склонялась к его плечу или, опираясь на его руку, неуверенно ковыляла на непривычных для нее слишком высоких каблуках по гравию у подножия крыльца.
Фрэнсис продолжила путешествие по дому и зашла в спальню, которую отец раньше делил с Клио и где Клио проводила ночи одна последние пятнадцать месяцев своей жизни. Громадная деревянная кровать с резными спинками, темно-вишневый восточный ковер на полу, мраморный камин, чей обширный зев был заполнен букетами сухих ароматных растений, – это все были атрибуты роскоши, которые не могли не производить впечатление.
По обе стороны кровати располагались два круглых столика с золотой каймой по краям и виньетками из настоящих золотых нитей с изображением пастушки и пастушка в средневековых французских одеяниях. Две фотографии в золотых рамках занимали место на столиках – справа Клио в подвенечном платье, слева Ричард в парадном смокинге. После ухода Клио из жизни Ричард вряд ли заглянет сюда на своем инвалидном кресле, и комната станет подобием музейного зала, наглухо закрытого для посетителей. Так подумалось Фрэнсис.
Она обнаружила то, что искала, в отделанной мрамором, прилегающей к спальне ванной комнате. Оранжевый пластиковый флакон с этикеткой «Нардил», что является аптечным названием фенилзина, и прикрепленным к нему рецептом, выданным на имя Клио, и указанной в рецепте дозой – 15 миллиграмм по три раза в день. Флакон стоял на нижней полке аптечки среди других лекарств. Рецепт был выписан доктором Прескоттом на аптеку при Колумбийском пресвитерианском госпитале – угол 168-й улицы и Бродвея. Никаких следов, ведущих к какой-либо аптеке Саутгемптона, естественно, не оказалось.
Фрэнсис возвратилась в роскошную спальню и принялась выдвигать ящики антикварного бюро. В одном хранилась почтовая бумага с монограммой, марки и ножичек для вскрытия конвертов. В другом – различные пригласительные билеты и старые письма с приглашениями, вырезка из журнала «Город и деревня», посвященная какому-то местечку во Франции близ Парижа, и настольный календарь в кожаном переплете.
Фрэнсис пробежала глазами несколько страниц, заполненных записями о предстоящих вечеринках, благотворительных акциях, встречах, напоминаниях о предстоящих покупках подарков или посылке поздравлений. Каждая среда была отмечена: 15.00 – Ф.П., каждая пятница: 10.00 – Р.Ц. – условные обозначения, понятные только самой Клио.
Очевидно, Блэр не додумалась вручить этот календарь Умнику в понедельник заодно с деловыми бумагами, а скорее всего, просто не обнаружила его сама.
Фрэнсис положила ежедневник на место и задвинула ящик. Присев на кровать и откинувшись на одну из пышных подушек с невольным и трудно объяснимым желанием примять покрывало и нарушить тем самым царящий в комнате идеальный, но безжизненный порядок, она набрала на мобильнике, лежащем на столике, информационную службу и получила домашний номер Генри Льюиса. Ей ответил женский голос.
– Луиза? Это говорит Фрэнсис Пратт. Не уверена, помнишь ли ты меня? Ведь с тех пор столько воды утекло…
– Да, помню. – Тон был явно не дружеским.
– Не могли бы мы встретиться с тобой и твоим супругом и поговорить о моей мачехе?
– Даже не знаю, что мы можем тебе рассказать.
– Послушай, я в курсе того, что произошло в связи с вашим обращением в «Фейр-Лаун» о приеме в члены клуба. Должно быть, вы очень сердиты на моего отца.
– Я – да, – откровенно призналась Луиза. – Я бы хотела найти какие-то оправдания его расовой нетерпимости, но не могу. Я не ощущаю никакого сочувствия к нему по поводу постигшей его потери… Ни я, ни мой супруг.
– Но я все-таки была бы очень благодарна вам, если бы вы согласились встретиться. Это был бы великодушный шаг с вашей стороны.
– Неужели? – Луиза с трудом придерживалась даже элементарной вежливости.
– Я займу у вас буквально пару минут.
Фрэнсис услышала какие-то невнятные возгласы в трубке, которую Луиза, видимо, зажала ладонью. Потом звук вернулся вновь к прежней четкости.
– Разве не сегодня похороны твоей мачехи?
– Поэтому я и нахожусь в Саутгемптоне.
– Когда ты хочешь встретиться?
– Хорошо было бы не откладывать. Через час вас устроит?
– Пожалуй. Мы живем на Джин-лейн, по правой стороне, примерно в миле от Бич-Клаб. Там указатель с фамилией Льюис.
К моменту, когда Фрэнсис спустилась вниз, просторная гостиная почти опустела. В дверях Блэр прощалась с Пенни Адлер. Она благодарила ее за приезд на траурную церемонию и приглашала навестить в ближайшее время галерею Девлинов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123