Однажды, когда Генрих был в читальне Альберта и вел беседу с епископом, вошел немой Иммануил и знаками передал Альберту какую-то новость, поразившую епископа. Не дожидаясь, пока слуга выйдет из читальни, Альберт взволнованно сообщил Генриху:
– Викберт сдержал слово – он только что убил великого магистра Венна и священника Иоанна. Топором отрубил им головы.
Альберт опустился на колени перед распятием, начал молиться.
– Монсиньор, где же теперь рыцарь Викберт? – почувствовав, как тревожно встрепенулось сердце, спросил Генрих. Ему вспомнилась ночная палатка, бледное, перекошенное ненавистью лицо венденского рыцаря, когда тот вспоминал имя гроссмейстера Венна.
– Он укрылся в рыцарской капелле и через своих людей просит у нас помощи. Но вскоре меченосцы ворвутся в капеллу, схватят его, будут судить и четвертуют, – ответил Альберт.
Генрих вопрошающе взглянул на епископа.
– Так надо, сын мой, – выдержал его взгляд епископ. – Давай помолимся за душу раба божьего Викберта.
Глава пятая
(часть I)
Над Кукейносом загоралось весеннее утро. Тот, кто не спал в этот час (а не спали вои-дозорные на заборолах), видел, как темное небо на востоке постепенно набухает капельками, крупицами света. Сначала это можно было принять за обман зрения, мелькание в глазах, появляющееся после бессонной ночи, когда долго и напряженно всматриваешься во тьму. Но край неба все больше розовел, наливался трепетным золотом цвета спелых ячменных колосьев. Выступали из мрака леса. Ночью они пугали, казались огромным черным войском, со всех сторон молчаливо подползающим к городскому валу. Но вот первый луч зари упал на макушку старой сосны – и засветились, запылали ветки, потом разбудил маленькую синеперую птичку, спавшую в глубоком уютном дупле. Когда-то в стволе был сук, да выпал, выкрошился, и птичка, склевывая тут жуков-короедов, обнаружила это дупло, свила в нем гнездо. Разбуженная лучом, птаха удивленно и радостно пискнула.
Где-то в глубине лесов проснулся ветер. Он сразу же рванулся ввысь, в небо, поднял над землей коричнево-желтые слоистые тучи, смешал их, сбил в кучу. Вспыхнула молния, чиркнуло в тучах кресало грома. Казалось, вот-вот прольется один из первых весенних дождей, но у туч не хватило сил на такую работу. Только несколько крупных и холодных капель сорвалось, слетело с небес.
Капля ударила Холодку, стоявшему на заборолах, по брови, потом мягко сползла на ресницы, но он даже не моргнул, только качнул головой, стряхивая каплю с ресниц. И с еще большим вниманием стал вглядываться в то, что мгновенье-другое назад его насторожило. Холодок со своим стягом стоял в третьей страже. В последнее время князь Вячка только ему доверял самые ответственные поручения.
Что же насторожило старшего дружинника? Ему показалось, что между деревьями, которыми густо поросли берега Двины там, где в нее впадает Кокна, мелькнули какие-то тени. Утро было еще такое несмелое, такое темное, что даже он, при его остром зрении, не смог определить, шевельнулись ли это ветки деревьев под порывом ветра, пробежал ли пугливый зверь или, может, промчались вооруженные всадники в черных плащах.
Холодок, не отрывая взгляда от леса, поднял руку в боевой перчатке, подзывая к себе кого-нибудь из дружинников. Подбежал светловолосый Грикша.
– Что ты видишь вон там, где над самой Двиной растет кривостволая сосна? – спросил у Грикши Холодок.
Младший дружинник Грикша внимательно глянул в ту сторону, долго присматривался, высунув кончик влажного розового языка, наконец покачал головой:
– Ничего. Один туман вижу.
– Зажги походню, – приказал Холодок. Стуча сапогами по вымощенной камнем дорожке, Грикша побежал на свое дозорное место, выбил из кремня искру и зажег скрученные в клубок, облитые смолой сухие сосновые ветки, насаженные на длинный ореховый шест. Вспыхнуло яркое пламя, отблески от него заплясали на кольчуге Холодка, рядом с которым стоял, держа высоко в руке походню, Грикша.
– Меченосцы! – воскликнул Грикша и от неожиданности выпустил из руки факел. Тот упал с вала, внизу послышался всплеск воды. Снова стало темно, еще темнее, чем было до этого. Но и Холодок уже успел заметить большой отряд конных меченосцев, который неторопливо выезжал из леса, выливаясь на луг напротив подъемного моста Кукейноса.
– Рубон! – крикнул Холодок, со звоном выхватывая меч из ножен. И сразу ожила, застучала десятками ног, зазвенела мечами и копьями предрассветная мгла. Яростно залаяли сторожевые собаки. Повсюду вспыхнули факелы-походни. Грикша ударил в колокол.
– Всем на заборолы! – приказал Холодок, и те из дозорных, что спали в боевых отсеках, оборудованных в толще городского вала, просыпались, хватали оружие и щиты, по лестницам, по стволам суковатых деревьев, прислоненных к валу, взбирались наверх, туда, где гремел, созывая всех, тревожный голос колокола.
Кукейносские лучники уже натягивали тетивы своих луков, сделанных из рогов тура и тисового дерева. Закаленные стрелы со свистом полетели навстречу меченосцам. И тут вырвался вперед меченосец-герольд на белом коне, протрубил в серебряный рог и закричал:
– Слушайте, люди Кукейноса! Слушайте, отважные люди Кукейноса! Дочь вашего князя княжна Софья прибыла в свой город!
К герольду подъехал еще один меченосец в черной епанче, резким движением распахнул ее, и все, кто стоял на заборолах, увидели светловолосую девочку, сидевшую впереди меченосца, крепко ухватившись тонкими руками за конскую гриву. Она зажмурилась от неожиданности – свет ударил ей в глаза после тьмы, в которой она была под епанчой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101