Мы вовсе не отрицаем огульно мнение зарубежных коллег. Но лучшие из разработанных ими тестов все же измеряют не более 3–4 из целой массы способностей. И, как это всегда бывает в жизни, в конечном счете успеха добивается не вундеркинд, развивший какую-либо одну способность, но средний человек, продуманно распределивший свои скромные силы. Есть ли какой-то способ, по которому можно измерить не части, а целое? Да, и это не выполнение придуманных задачек, а достижение реальной жизненной цели. И каждый из нас уже прошел этот тест при освоении родного языка.
Ошибочно было бы думать, что все мы делали это играючи или примерно одинаково. По-видимому, у одних этот путь напоминал ровную дорогу, а у других – кочки и овраги. Хотя результат вышел примерно тождественным, каждый пришел к нему своим путем. Одним словом, те 20 тысяч часов, которые нужны в среднем, чтобы из звуков новорожденного получилась осмысленная речь, были заполнены чередой открытий себя. Конечно, мы все начинали с природных задатков, но вот развивал их каждый по-своему.
Но, впрочем, читателю явно больше десяти лет, и он обратился к этой книге вовсе не за помощью в овладении родным языком. Какие выводы можно сделать из этого, уже пройденного, пути?
Во-первых, каждый человек способен к овладению любым языком. На этом положении основываются все серьезные специалисты по обучению языкам и, кстати, языковые программы наших школ и техникумов. Вот как высказывается на эту тему в проведенной «Литературной газетой» дискуссии о языковой одаренности заведующая кафедрой психологии Московского пединститута иностранных языков И. Зимняя: «„Феномена лингвистической безнадежности“ для нормального человека не существует». Смею заверить читателя, что ни один здоровый человек, полностью не способный к языкам, наукой пока не наблюдался.
Во-вторых, когда нам нужно взять крепость чужого языка, мы можем сделать это, лишь применяя опыт по штурму родной речи. Вся наша деятельность вообще устроена так, что мы учимся на ошибках и используем снова и снова приемы, освоенные при решении прежних задач. Казалось бы, вот и хорошо: вспомним, как учились с колыбели, и проблема решена.
Но вот беда! Если бы мы вели дневник при освоении родного языка, хотя бы помечали основные трудности… Однако, кроме смутных воспоминаний и старых игрушек, не сохранилось ничего. Впрочем, даже если бы родители вели день за днем записи, и это вряд ли помогло бы. Ведь мы учились, не водя пальцем по учебнику и не выписывая слова на карточки. Мы учились всеми, так сказать, фибрами души с восхода до заката. А раз так – нашим сознательным усилиям помогал могучий поток бессознательного, переработавший за те же 20 тысяч часов в 10 миллионов раз информации больше, чем разум. Вероятно, даже конспективная запись проделанной этим потоком работы превысила бы объем любой библиотеки в мире.
А впрочем, зачем нам эти промежуточные этапы? Главное, что мы поймали механизм того, как звуки связываются в речь, и успешно отлаживаем его на практике. Каждый из нас – опытный специалист в этом деле, важно только понять секреты собственного мастерства. А вот как далеко от нас ушла детская легкость – вопрос непростой. По мнению некоторых ученых, после языкового взрыва, приходящегося на возраст от 2 до 5 лет, что-то внутри закрывается. Как будто внутренние способности, которые в эти годы лепились, как пластилин, позже затвердевают, как мрамор. Отсюда следует то, что до 5–6 лет ребенок должен освоить начала какого-то языка. Потому американские ученые, вообще, как мы знаем, придающие большое значение раннему развитию врожденных задатков, ко второй половине 80-х годов и разработали около 1200 программ, по которым дети этого возраста овладевают 2–3 иностранными языками. У нас тоже есть богатый опыт – хотя бы накопленный в детских садах союзных республик, где есть много ребят, говорящих и на национальном, и на русском языках.
Другие, не менее серьезные ученые полагают, что явственно ощущаемый порог около 5–6 лет означает, скорее, не захлопывающуюся навсегда дверь, но временное отвлечение на какие-то более важные задачи. (Скажем, в старину крестьянские дети примерно этого возраста переходили к посильной трудовой деятельности.) А потом языковой расцвет может возвращаться, и не раз. Так показало обстоятельное обследование того, как изучают иностранные языки более 1/4 миллиона школьников разных стран, проведенное ЮНЕСКО. Выяснилось, что пик приходится на 12–15-летний возраст: подросток, впервые взявшийся за язык в эти годы, имеет шансы обогнать даже того, кто начал учебу на 8 лет раньше его.
По-видимому, есть и другие пики. Согласно специальным исследованиям, весьма перспективен возраст 27–30 лет, далее – 45–48. Впрочем, если это и так, речь идет только о периодах наибольшего благоприятствования, а ведь мы говорим на языке всю жизнь. Поэтому для начала занятий подходит любое время, главное – пустить в ход те способности, которые у каждого сформированы родной речью.
Составить какую-то инструкцию на этот счет нельзя. Ведь речь идет об очень личном, неповторимом даре. Вместе с тем наметить путь в принципе, показать уже проторенные тропинки и предостеречь от явно тупиковых направлений вполне возможно. Вот в этом смысле опыт больших полиглотов и драгоценен – он как бы лаборатория, в которой разрабатываются маршруты самой разной сложности. Мы в нее войдем и узнаем секреты полиглотов, чтобы срок изучения – 20 тысяч часов – для второго языка можно было сократить раз в 50.
Трудно ли учить языки?
Так вот, воспитать ребенка человеком, которому быстро и легко даются языки, вполне возможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9