Она неожиданно забросила свое любимое Нинтендо и взяла обыкновение лежать по четыре часа на кровати, рассеянно глядя в потолок, хотя у нее потом, в отличие от Темы, всегда голова болела. Сначала сахар, потом пена для ванн, потом "Фрукто", резиновые черви и "Чупа-Чупс", потом чай, кофе, модная музыка и туалетная бумага то одно стало исчезать в хозяйстве, то другое. Марина, утомленная безрезультатным самоанализом, беременностью и воспоминаниями о счастливом прошлом тоже практически перестала участвовать в круговороте сансары и отдалась на волю провидения. Ревности она не чувствовала, тем более, что Тема никогда не проецировал свои сексуальные притязания на подвижный смуглый объект с темными глазами и ста пятьюдесятью тонкими косичками на голове, а те две женщины, с которыми она его застукала в самом начале их непродолжительного тогда еще знакомства (гадалка и представительница районной избирательной комиссии), были слишком карикатурны, чтобы можно было себя с ними хоть в какой-то степени отождествить. Кореянка Хо, со своей стороны, восхищалась Темой, скорее, как литературным персонажем. Марина знала, что без нее Тема, такой, какой он есть попросту пропадет. Она чувствовала себя добровольной защитницей редкого, находящегося под угрозой вымирания вида, храброй девушкой из международного общества охраны природы. Она вдруг ужасно достоверно представила себе, как он там несчастлив один, у Антона, без разговоров о последнем модном показе, на котором платья, сшитые из плавленого холестерина, демонстрировали роботы на колесиках и о последней книге модного детективщика, в которой убийцей оказывалось деепричастие. Без разглядывания ее ванильной кожи с мельчайшими родинками на спине - взглядом естествоиспытателя, от которого она просыпалась среди бела дня и, боясь пошевелиться, лежала, затаив дыхание, чтобы дать впитать себя целиком, навсегда остаться фантомом, раствориться в его идеальном церебральном электричестве. Забыв про душ, она вылезла из ванны и, мокрая, захватив по пути полотенце, вытирая стекающие по спине пенные полосы, вернулась в комнату, села на кровать и набрала номер. Трубку взял Антон. - Дай мне Темку. - Привет. Сейчас, подожди. Трубка стукнулась обо что-то. Потом послышался продолжительный шорох и наступила тишина. Потом в трубке что-то запищало и этот писк эхом откликнулся в глубине телефонного эфира. Потом снова стало тихо, и через некоторое время донесся отдаленный крик Антона:"Ты можешь к телефону подойти, или сказать, чтобы...". В этот момент неприятное предчувствие толкнуло Марину в солнечное сплетение. Еще Кореянка Хо любила Тему еще за то, что он никогда не знал, чего он хочет. И за то, что он никогда ничему не соответствовал, особенно, если было чему. Антон не договорил: Тема взял неожиданно трубку - Але. - Але, это я. Привет. - Привет. - сказал Тема без интонации. - Возвращайся. Синяки прошли. Они помолчали. - Тебе ничего не будет напоминать о содеянном, - отчаянно продолжила Марина, - кроме разве что крошечной царапины на носу. Под пластырем ее почти не видно. Но я могу его снять, если ты пострадать захочешь. - Я совершенно не жалею о том... о том, что сделал, - сказал Тема сооруженным на скорую руку циничным голосом. - Если бы еще была такая возможность, я сделал бы то же самое. - Ты пьян? - Нет. - Ты обкурился? - Нет. Я полностью отвечаю за свои слова. Марина помолчала. - Тогда ты шизофреник, - сказала она печально. - Тогда тебе точно лечиться надо. - Найди себе здорового, - сказал Тема и повесил трубку. Ошарашенная Марина тоже положила трубку. Телефон тут же засигналил снова. Звонил минималист Гринберг, приятель Кореянки Хо. - Она медитирует, - сказала Марина, - позвони попозже. Она встала, вышла в коридор, дошла до ванной, посмотрела на воду и вернулась обратно в комнату. От обиды у нее закружилась голова. Где-то далеко, в размазанной перспективе, она увидела Лилю, которая смотрела на нее с торжествующим участием. Марина почувствовала, что Лиля сейчас что-то скажет и быстро заговорила сама. - Я убью его, - сказала Марина. - Ох, гад. Я его просто убью. Подонок. Сволочь. Она пнула ногой джойстики, схватила мокрое полотенце и швырнула его в телевизор. Полотенце смахнуло с телевизора будильник, пару противосолнечных очков, бессмысленную, но красивую медицинскую банку и стопку журналов "National Geographic" за прошлый год. Когда все это с грохотом приземлилось на космическую лампу, Марина почувствовала, что приступ гнева, на мгновение оглушивший ее, прошел. - Я его просто убью, - повторила Марина. - Урррод. Ненавижу. - Тебе нельзя волноваться, - с удовольствием сказала Лиля, - ни в коем случае. Успокойся. Хочешь, я попить тебе сделаю? Марина постояла некоторое время неподвижно, потом вдруг всхлипнула, схватила валявшиеся на одеяле маникюрные ножницы и со всего размаха всадила их в серого плюшевого мишку, который синтетически скрипнул от удара. Она повернула ножницы внутри, вытащила их, отшвырнула в сторону, разорвала дырку пошире и вытянула из дырки наружу клок белой искусственной ваты. Она почувствовала, как ребенок у нее в животе отпихнулся ногой, слабым запоздалым эхом отвечая на ее избыточные движения. - Убью, - сказала она, задумчиво поднося к лицу клочок наэлектризованной ваты, прилипший к пальцам. Она дунула и клочок, вертясь, полетел на пол. Вот просто. Она вернулась в ванную и забралась под душ. Она закрыла глаза, запрокинула голову, нащупала кран и пустила воду в полную силу. За время ее отсутсятвия в ванной накопилось плотное облако пара, и дышать было тяжело. Марина сделала воду похолоднее. Она представила себе, что она - рыба, кета, плывущая вверх по течению дальневосточной речки, задыхающаяся, прыгающая через водопады, чтобы где-то наверху, на мелководье отложить икру и умереть, - но в этот момент водопровод как всегда отвратительно внезапно протрубил свой додекафонический отбой и напористый сноп воды превратился в тонкую ледяную струйку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81