Через три дня работы на жаркой кухне Кристина почувствовала, что покрылась слоем грязи и пота. На вопрос работницы о возможности помыться, Парфюмо пренебрежительно хмыкнул: - Вон в саду бочка. Бери ведро и тащи в хлев. Воды пока не жалко.... - Он окинул Кристину таким цепким масляным взглядом, что ей стало ясно, - не даром здесь у восьмидесятилетних стариков ребятня пузатая бегает.
- Я не прочь приласкать тебя, сладкая. Как-нибудь вечерком. Моя хозяйка к сестре гостить уезжает. У меня пластинки есть хорошие. И заплачу, конечно. Парфюмо никогда не скупится для такого дела, и силенки ещё имеются. - Он смачно ущипнул её пониже спины, подтверждая свои слова.
- Спасибо. Потом. Я ещё не привыкла... Устала... - пробормотала работница невпопад, пряча сверкнувшие отвращением глаза.
Для купания Кристина выбрала вечерние часы, когда перед ужином в забегаловке наступало затишье и хозяева отдыхали в доме. Два ведра, кружка и кусочек хозяйственного мыла - вот и все, что заменило ей ванну. Но и это было настоящим пиршеством для истомившегося по воде тела.
Дверь в хлев не запиралась, пол застилала солома, сгнившая в глубине и ещё сухая, золотистая, сверху. Сквозь щели в крыше, набранной из узеньких дощечек, проникали полоски света, на потолочных перекрытиях возились, тихонько воркуя, голуби. Кристина намылилась и с удовольствием облилась прохладной одой. Потом, опустившись на колени, намылила длинные волосы, жалея, что не остригла их накануне бегства. Искушение отделаться от обременительной шевелюры было велико - перед кем ей теперь щеголять? Ведь не фотомодель, а, скорее, каторжница, значит, и замашки иные. Но Кристине казалось, что именно с этой незначительной детали начнется её капитуляция перед обстоятельствами. Нет, Марыся Сташевская останется Кристиной Лариной до тех пор, пока хватит сил сопротивляться отчаянию. Она яростно теребила слипшиеся, упавшие на солому длинные пряди.
Несколько раз Кристине послышалось, что за стенами хлева кто-то ходит, перешептываясь и хихикая. Но теперь с ней так бывало частенько - тени, шорохи, звуки, - в се пугало и настораживало. "Глупости! , - успокаивала себя Кристина, сдерживая дрожь и желание немедленно спрятаться в своей каморке. Нарочито медленно она облилась из ведра и откинула назад мокрые волосы. В дверях, мерзко улыбаясь и протягивая ей дрожащей рукой замусоленную купюру, стоял Парфюмо.
- Уйдите! Прочь! - крикнула девушка, натягивая на мокрое тело ситцевое платье. Но старик и не думал отступать - рядом с ним появилась огромная фигура местного пастуха, слывшего юродивым.
- Кьямо тоже дает тебе деньги. Не брыкайся, малютка, мы только немного поиграем, а ты сможешь купить себе красивое платьице и конфетки. Правда, Кьямо? - Старик двигался вперед, а за ним, раскинув руки и разинув слюнявый рот, шагнул бородатый дебил.
- Прочь! - Кристина запустила в старика ведром и, толкнув коленом не ожидавшего нападения гиганта, выскочила в сад.
Первым желанием было скрыться в горах, но она быстро сообразила, что омерзительные деревенские кавалеры куда безопаснее неведомых убийц, идущих, возможно, по её следу. По сравнению с Рино Бронзато свиноподобный Парфюмо и даже полоумный пастушок выглядели комически. "Уж этих-то прохиндеев Марыся сумеет раскидать за милую душу!" - убеждала себя Кристина, клацая зубами от страха и холода.
Она заперлась в своей комнате, приняв все меры предосторожности: проверила ограждение из пустых бутылок на окне и положила под подушку украденный на кухне нож.
Вскоре послышались шаги и шипящий голос Парфюмо под дверью:
- Ты разбила мне голову, чертовка! Мою старую, глупую голову. Парфюмо ведь сразу понял, что ты за птица...Завтра же можешь убираться туда, откуда явилась, - в вонючую каталажку, в тюрягу, грязная шлюха!
Кристина затаилась, а когда хрюканье, означающее язвительный смех, утихло, натянула вязаную кофту и по уши залезла под одеяло. Никуда она не пойдет - и в темном саду, и в харчевне страшно. Она совсем одинока и скоро, наверно, придет весть о гибели Стефано, а затем явятся полицейские и увезут беглянку в самую мерзкую тюрьму, предназначенную для отъявленных злодеев.
От голода Кристину слегка мутило - с раннего утра она не съела ни крошки. Она свернулась в клубок под ветхим одеялом, не отрывая глаз от темнеющего окна, за которым таилась опасность. А когда тело стал сотрясать озноб, попыталась запеть: "Степь да степь кругом, путь далек лежит..." Странно звучали здесь слова русской песни про глухую морозную ночь. Снег, снег, - мягкий, теплый, как пуховый платок. Печально завывающая, убаюкивающая метель...Только что-то сильно впивается в горло, сдавливает губы...Открыв глаза она попыталась закричать. Но рот стягивало что-то тугое, а в густом мраке кто-то очень сильный, пахнущий потом, скручивал ей за спиной руки. - "Кьямо!" - догадалась Кристина. - Дебил вернулся, чтобы изнасиловать меня!" Она согнула колени, собираясь ударить мужчину. Но тот ловко поймал её ноги, затягивая щиколотки веревкой. Затем на голову Кристины обрушилась вонючая мешковина и тяжелый кулак. В глазах бенгальскими огнями рассыпались звезды и все поглотила тьма...
Она пришла в себя от свежего ночного воздуха и острой боли - кто-то резко сорвал пластырь, стягивавший губы. Кристина вскрикнула, ощутив во рту солоноватый привкус.
- Ничего, пусть поорет - здесь хоть сотню монашек перетрахай, - никто не услышит. - Гнусный голос, отсутствие диалекта, сильные пальцы, шарящие по кристининой груди.
- Погоди, кайф портишь! - отозвался другой, помоложе, тоже, видимо, не из местных. - Здесь где-то наш приятель сопит, - доставим мальчику напоследок хорошенькое удовольствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130