На каждом углу пестрели букеты цветов, которые торговки продавали с рыночных лотков или из простых цветочных корзин. Старик вел за собой стадо коз, колокольчики на их шеях мелодично позванивали. Из жилого дома вышла женщина с кувшином, стадо коз остановилось посреди дороги, хозяин принялся доить блеющую козу. За этой сценой наблюдала безупречно одетая седовласая женщина в розовых туфлях на шпильках от Перуджи, сидевшая в открытом кафе. Двое полицейских на противоположной стороне улицы смеялись и курили. Только в Париже можно увидеть нечто подобное.
Когда Женевьева вошла в кафе Рампельмайера, первым человеком, которого она увидела, оказалась Лулу. Она расположилась на своем любимом месте, за столиком в углу, три пустые кофейные чашки выстроились перед ней в ряд. Лулу с аппетитом поглощала шоколадный эклер.
Через мгновение она подняла глаза и заметила Женевьеву.
– Хочешь присоединиться ко мне, шери? – Она указала на пустой стул рядом с ее столиком.
– Если ты не возражаешь.
Лулу наклонилась вперед:
– Ты видела нового официанта?
– Где?
– Вон там. – Она указала на молодого человека, раскладывающего ножи, ложки и вилки на соседнем столике. У него были широкие плечи и привлекательные мускулистые руки. Его талия была узкой, волосы уложены назад и слишком сильно смазаны маслом. Женевьева подумала, что они наверняка упрямо-кудрявые и отказываются подчиняться своему владельцу.
– Как ты думаешь, он?.. – Лулу указала на багет, который подавался за соседним столиком.
Женевьева сжала губы, а затем медленно покачала головой.
– Думаю, он больше… – И она ткнула пальцем в эклер Лулу.
– Как жаль. У него красивые глаза.
– Итак, за кого это пирожное? За Кэмби?
Лулу нахмурилась:
– За него? Нет. Он вернулся, как я и предсказывала. С ним все в порядке, но он ничего не помнит ни о Виолетте, ни о том, где его носило. Или притворяется. Я испытываю такое облегчение, что просто не могу сердиться.
– Ты любишь его и всегда будешь любить. Но если не за Кэмби, за кого же это пирожное?
– За нас, Виви. За тебя, моя лучшая подруга. За девушку, которая всегда видела меня насквозь. Я предала и отравила нашу дружбу, потому что завидовала тебе. Теперь я ничего не могу исправить, как бы ни жалела о том, что сделала. То, что я совершила, невозможно простить.
– Позволь мне самой судить об этом. – Женевьева сжала ее руку.
Лулу смотрела на нее во все глаза.
– Ты хочешь сказать?..
– Я тоже стала завистливой, скрытной и недоверчивой. Я сама подтолкнула тебя к этому. Нам судьбой предназначено быть подругами, Лулу. Почему мы обе оказались здесь сегодня утром?
– Чтобы съесть пирожное и выпить кофе! Ты же на самом деле не веришь в эту ерунду про судьбу, правда, шери? Только не говори, что стала религиозной и будешь склонять к этому и меня? – Она широко улыбалась.
– Что ж, ведь это именно ты сказала, что мужчины приходят и уходят, а лучшие подруги остаются навсегда. Ты сказала это, когда мы виделись в последний раз, прежде чем сделала свое признание.
Лулу разглядывала помятый эклер на тарелке.
– Я всегда исповедуюсь. Полагаю, сказывается католическое воспитание.
Женевьева кивнула официантке:
– Шоколад по-африкански, пожалуйста. И кусочек того пралине, и одно пирожное с кремом.
– Два пирожных? – Лулу нахмурилась и неодобрительно покачала головой. – Ты скоро ужасно растолстеешь, шери, и не сможешь пролезть в дверь.
– Одно – за Паоло, а другое – за Роберта, – весело откликнулась Женевьева. – Думаю, это легкое тесто, понимаешь. Это в самый раз.
– Значит, с ними обоими все кончено? Ты сделала это намеренно?
– Не совсем. Я собиралась уехать вместе с Паоло, но все сорвалось. – Она подхватила карандаш, лежавший на столе, и принялась рисовать на другой стороне счета.
– О, шери, это я во всем виновата.
Но Женевьева в ответ лишь покачала головой.
– У него дети от Ольги. Ты знала об этом?
– Дети? – Глаза и рот Лулу широко открылись от изумления, язык был в шоколаде.
– Две дочери. У нее двое сыновей от покойного мужа, но дочери от Паоло.
– И как ты узнала об этом?
– Он не явился вчера вечером на встречу, и я отправилась разыскивать его. Паоло оказался в ее квартире. На самом деле это его квартира, это понятно с первого взгляда, стоит ступить на порог. Это объясняет многое о нем из того, чего я раньше не понимала. Она в жару лежала в постели. Очевидно, умирала. Я видела детей и даже разговаривала с ними.
– А Закари? Он тоже был там?
– Он разговаривал с врачом в другой комнате.
– Надеюсь, ты врезала ему как следует, шери. – Лулу коснулась руки Женевьевы. – И это была не просто пощечина. Такие мужчины заслуживают того, чтобы наброситься на них с кулаками.
– Нет. Я стояла за дверью и слушала его разговор. А затем просто ушла. – Она все еще рисовала. Это оказался набросок Лулу – глаза, губы и мушка.
– Значит, ты даже не поговорила с ним?
– Все изменилось, когда я увидела детей.
– Правда?
– Они теряли мать. Я стояла там, смотрела в их глаза и поняла, что должна уйти. Он – это все, что у них осталось, Лулу. Я люблю его, но им он нужен гораздо больше.
Лулу похлопала ее по плечу.
– Ты хороший человек.
– Нет, вовсе нет. На самом деле мне кажется, что я сделала это ради моего ребенка. Это звучит глупо? Тем не менее он тоже сделал свой выбор. Он выбрал их, а не меня. – Она вздохнула. – Я всегда чувствовала, что он прячется от чего-то в своем подвале.
– Все это выглядит ужасно благородно, шери. Чересчур благородно, если хочешь знать мое мнение.
Женевьева покачала головой:
– Я больше не могу сердиться на Паоло, как и ты на Кэмби. Я слишком хорошо знаю, что такое жить, храня тайну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102