– Ты уже говорил об этом, – сказал Андрес. – Но это не дневник, а скорее ночник – пишется ночами.
– Вы слышали? – сказала Стелла. – Похоже на сирену.
– Это и была сирена, – сказала Клара. – Да такая, что пробуравит звуконепроницаемые перегородки нашего богоспасаемого Заведения.
– Мифология кончается, едва соприкасается с грубой реальной действительностью, – сказал Андрес. – Лично я предпочел бы пойти поболтать куда-нибудь, где можно, не стесняясь, использовать свои голосовые связки. Стелла, обожаемая, ты не рассердишься, если мы прервем твое интимное общение с литературой?
– Осталось каких-нибудь пять минут, – заныла Стелла, легко путавшая факт присутствия с пользой, которую можно было из этого факта извлечь.
– Пять минут – раз плюнуть, – сказал Андрес. – к тому же Клара не дает слушать, шуршит бумагой. Невероятная штука, че, как люди преклоняются перед этой так называемой художественной литературой. Однажды вечером в луна-парке на боксерских рингах я видел одного, который между раундами успевал прочитывать пару страничек Ясперса.
– Я не собиралась мешать тебе, шуршать бумагой, – сказала Клара. – Это все он, купил овощ и отдал мне на попечение.
– Я не хочу, чтобы его раздавили, – сказал Хуан, – Итак, я сказал, перед тем как наш разговор грубо прервали, что не имел ничего против того, чтобы ты дал мне почитать твои последние эссе. Я высокого мнения о твоих литературных опытах и, кроме того, смиренно следую предначертаниям судьбы: читаю чужие жизни и умозаключения. Именно так было с Абелем. А вот с Кларой гораздо хуже: она высказывает умозаключения устно, напрямую, как говорится, от производства к потребителю, без посредника. И самые, представь себе, интимные подробности. У мамы четыре зуба – вставные, брат – счастливый обладатель пластинок Синатры. Зачем мы ходим в Заведение? Лучшие книги не здесь.
– Без пяти девять, – сказала Стелла. – Сегодня я была невнимательна…
– Не расстраивайся, дорогая, – сказал Андрес. – Когда это чтение закончится, я поведу тебя слушать Вики Баум.
– Противный. Ты что, не понимаешь: я хочу практиковаться во французском. А отвлекаюсь я по вашей милости. Просто ужас.
Клара растроганно погладила ее по волосам. «Она притворяется идиоткой или на самом деле – идиотка? – подумала Клара. – Бедный Андрес, однако, похоже, он сам ее выбрал». Волосы у Стеллы были густые, тугой волной ложились в ладонь, мягко скользили меж пальцев. И стояли нимбом вокруг головы, сквозь который Клара увидела Чтеца: тот закрыл книгу и поднялся. Стулья затрещали и заскрипели, словно обменивались друг с дружкой впечатлениями о прочитанном. «Знания для бедных», – подумала Клара. Книжка за книжкой, неделя за неделей. Свет мигнул два раза, погас и снова зажегся – одна из удачных выдумок доктора Менты, как очистить помещение в девять ноль-ноль.
Андрес, шедший рядом с Кларой, ощупал пакет.
– Добрый овощ, – сказал он. – А то ты больно худая.
– Боевая тревога, – сказала Клара. – Завтра решающий экзамен. А ты, Андрес, зачем сюда ходишь?
– О, по правде говоря, я вожу Стеллу практиковаться в фонетике. Мне самому все равно – ходить или не ходить. Должно быть, привычка осталась с университетских времен, и потом, здесь всегда кого-нибудь встретишь. Как мне, например, повезло сегодня.
– И правда, в последнее время мы так редко видимся, – сказала Клара. – Дурацкая жизнь.
– Это плеоназм. Но в Заведении довольно занятно, к тому же Стелла воображает, что нам обоим это на пользу. Мне лично больше всего нравятся сандвичи из здешнего буфета, особенно с паштетом.
Клара искоса поглядела на него. Привычный, необыкновенный, шустрый таракан-очкарик. А он вдруг довольно рассмеялся.
– Бедняжка, значит, тебе предстоят испытания. Так что же ты тут теряешь время?
– Так лучше, мы уже не можем заниматься, – сказал Хуан. – Накануне решающего боя тренировки должны быть всегда щадящие. Клара сдаст, я уверен. А я – не знаю. Иногда такое спрашивают…
– Действительно, – сказала Стелла. – Это как на распродаже шампуня, я начинаю грызть ногти – нервы не выдерживают…
(Стелла –

«Сеньорита, этот – по пятьдесят песо.
Берете?»
«Я…»
«Очень миленький, сеньорита. Мне нравятся
отважные девушки. Ну-ка, сеньорита.
Кто открыл закон плавания тел?»)

– Надо прибегнуть к трюку, – сказал Андрес. – На глупый вопрос – глупый ответ. И тройка за столом призадумается – дурачишь ты их или перемудрил? А время идет, им скучно, и в конце концов они тебе ставят зачет.
– Не все так просто, – сказал Хуан. – Но последний, решающий экзамен – это не хвост собачий. Особенно для меня: я расплачиваюсь за грехи самообразования, довольно беспорядочного самообразования. Потому что только дурак может поверить, будто в благословенных аргентинских аудиториях можно чему-то научиться.
– Клара, наверное, знает материал, – сказала Стелла. – Я уверена, она много занималась.
– По всей программе, – сказала Клара со вздохом. – Но это как колодец: сколько ни смотри в него, видишь только свое лицо, неумытое.
– Жутко боится, – объяснил Хуан. – Но она сдаст. Че, а куда ты сейчас собираешься?
– Да так, скоротаем вечерок со Стеллой, выпьем вермута.
– И мы с вами.
– Идет.
– И поговорим о черных масках, – сказала Клара.
– И об Антонио Берни, – сказала Стелла, обожавшая Антонио Берни.
Андрес с Хуаном немного отстали. А девушки, под руку, смешались с толпою, выходившей из аудиторий. Откуда-то доносился голос Лоренсо Уоренса, спешившего дочитать главу. Довольно много народу на цыпочках, со смущенным видом, выходило из аудитории.
– Бедный автор!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12