И в конечном итоге, мы все служим Ему. Иначе как Он без нас узнает, кто имеет право встать одесную Его?
- И задача литературы тоже служить Ему?
- Заметь, ты сам это сказал.
- А имеет ли право злой и недостойный человек взяться за написание книги зовущей к добру?
Пятнистое туловище божьей коровки затряслось от смеха: Нашел о чем беспокоиться? По всему миру тысячи служителей культа постоянно впадают в соблазн, переступают законы своих Богов, а затем с легкостью отпускают грехи прихожанам. И ничего! Так почему же погрязшему в пороках литератору не взывать к доброму и вечному?
Анатас одобрительно похлопал в ладони: Браво, Себ, лучше и не посоветуешь. К слову сказать, мы больше не станем мешать вашему любовному свиданию и сейчас удалимся.
- Подожди, Анатас, мы же должны предостеречь нашего друга и её возлюбленную о последствиях их взаимной страсти. Сейчас я раскину картины. Пусть покажут будущее.
Анатас с удовлетворением подумал: "Этот стажер талантливо разыгрывает заранее отрепетированную нами сцену. Даже мне - Великому Режиссеру трудно воскликнуть: "Не верю".
Чутко восприняв одобрение учителя, Себ окончательно вошел в роль и, ловко жонглируя картами, то рассыпал их веером на паркете, то одним ловким движением складывал в ровные стопочки на краю стола, то заставлял исчезать, испаряясь в воздухе, то вновь возвращал в реальность. И при этом, сокрушенно качая головой, жалостливо причитал: Беда, ох беда! Я такого плохого расклада ещё не видел!
Решив, что психологическая подготовка закончена, в ярости порвал карты, рассыпав клочки по полу словно разноцветный серпантин:
- Нет, не могу я это видеть! Ваша любовь несет боль и страдания. Это невыносимо!
И подыгрывая ученику, Анатас строго приказал:
- Хватит нагнетать тревогу, Себ. Поделись тем, что карты показали и пойдем. Время близится к полуночи - нам пора!
И Себ, театрально закатив глаза и подвывая, приступил к исполнению монотонного речитива: Ой, беда грядет! Вижу бурю и ненастье! Грех прелюбодеяния сулит напасти и невзгоды. Откажитесь, разбежитесь и забудьте о существовании друг друга. И тогда вас ждет успех и нечаянный интерес.
Внезапно Себ замолк и, прикрыв выпуклые смышленые глазки, начал, раскачиваться из стороны в сторону. Молчание нарушил Анатас: Себ никогда не ошибается! Ваша любовь не принесет счастья. Ну и на что вы решитесь, молодые люди?
И тут до сих пор молчавшая Вера встала и, шагнув вперед, громогласно, словно на площади перед всем честным народом объявила: Я люблю этого человека!
- Но эта любовь горька и бесперспективна. Этот человек не сможет быть с тобой вечно. И оставшись на всю жизнь одна, будешь за свою любовь терпеть поношения и злобу завистников. Ну что скажешь?
- Я люблю этого человека!
Внезапно переставший завывать Себ открыл выпученные глазки и с досадой пролаял: Заладила твердить одно и тоже. Ты ещё молода и не знаешь, что огненных, все испепеляющих увлечений в жизни любой женщины бывает очень много! Я четко вижу как пройдет лет двадцать и мы с Анатасом вновь посетим тебя. И точно также ты будешь упрямо и искренне твердить о своей неземной любви. Но только речь пойдет уже не о присутствующем сейчас здесь писателе, а о другом мужчине. Ну, скажем, водителе грузового контейнера. Подобное пророчество тебя не остановит?
- Нет, я люблю этого человека!
Себ хотел возразить, но Анатас его остановил: Не трать понапрасну слова. Она уже трижды произнесла заветную ключевую фразу. Теперь нам только осталось узнать мнение нашего литератора. Похоже, он колеблется и не знает, на что решиться.
В голове Волина беспорядочно вспыхивали, кружились беспокойные мысли: "Это явно не пустые угрозы. За все в жизни приходится платить. Может быть уступить и, сбежав вниз по лестнице, раствориться в темноте надвинувшейся на город ночи? Пять минут позора, но зато потом меня ждет столь желанный успех. Но я не могу предать это нежное существо, самоотверженно защищающее свою любовь ко мне. Нет, будь, что будет. Но я останусь сегодня здесь".
Литератор открыл рот, чтобы высказать свое решение, но Анатас мягким движением руки остановил его:
- Не надо ничего говорить. Нам все ясно. Ты пренебрег предупреждением и принял на себя ответственность. Собирайся, Себ. Нам пора.
Внезапно старинные настенные часы громким боем возвестили о наступлении полуночи. Анатас резким движением надвинул цилиндр поглубже на брови, словно опасался, что его головной убор снесет прочь во время скоростного перемещения во времени и пространстве. И церемонно раскланиваясь, тут же начал терять свои очертания, пока окончательно не растворился в воздухе. А Себ на глазах начал уменьшаться в объеме пока не достиг размера мухи. С жужжанием сделав прощальный круг над накрытым столом, подлетел к полураскрытой форточке и, юркнув в небольшую щель, выбрался на свободу.
Не сговариваясь, Волин и Вера одновременно шагнули друг другу, соединяясь в тесном нерасторжимом объятии. И в этот момент, они остро ощутили, что их души, временно покинув дрожащую от возбуждения плоть, соединились и растворились друг в друге, необъяснимым образом составив единое целое. И не было никакого желания, чтобы это ни с чем не сравнимое блаженство когда-нибудь кончилось. Казалось, что они способны так простоять всю ночь.
Наконец, Волин шепотом спросил:
- Ты слышала, о чем они предупреждали? И не боишься последствий?
- Никто не хочет страдать, Илья. Но сильнее страха я жажду любить и быть любимой. А потом пусть будет то, что будет.
И больше не испытывая сомнений, Волин подхватил стройное женское тело на руки и понес к стоящему у стены дивану.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43