Кто-то кричал: «Догоним, догоним, с грузом ему не уйти!»
Мне не хотелось подниматься. Я знал, что как только пошевелюсь, мне будет очень больно. Так и вышло. Вся правая сторона груди моментально налилась свинцовой тяжестью боли, от которой меня всего скрючило, и я чуть не закричал. Но крови нигде не было, и обе руки были целы, хотя что-то хрустело под мышкой при каждом движении. Ноги казались ватными, но я все же смог встать на колени. Большего добиться не удалось, и я стал выбираться из куста, стоя на коленях и держа карабин у плеча.
Слева были слышны чужие голоса, и я направился налево. Шаг за шагом, закусив губу, чтобы не застонать от боли, я на коленях обогнул куст и увидел, что чертовы коробки свое дело сделали.
Энни лежала на земле лицом вниз. Она лежала неподвижно, но я сразу понял, что она жива: убитые не держат руки на затылке, придавив шляпу к голове. Ее лошадь стояла рядом, возмущенно мотая головой и пытаясь выдернуть поводья из рук неизвестного оборванца в грязной дырявой шляпе. Второй бандит срывал коробки, привязанные к седлу.
— Сходи проверь того, которого я ссадил! — крикнул ему хозяин дырявой шляпы.
— Ага! Больно ты умный, Хряк. Я уйду, а ты пока набьешь свои карманы? Сам ссадил, сам и проверяй!
Он отбросил очередную коробку и возмущенно заорал:
— Да они все пустые! Ты, придурок, на кой черт ты везешь столько пустых коробок?!
Потрясая картонкой, он подскочил к Энни и пнул ее в плечо. Она встрепенулась, и шляпа свалилась с ее головы, открыв длинную косу, уложенную кольцом.
— Что за дьявол! Ты девка? Переодетая девка! Эй, Хряк, все не так и плохо!
Он заблуждался. Для них обоих все было плохо, очень плохо. Никогда еще мне не приходилось стрелять, стоя на коленях. Можно было бы и лечь поудобнее, времени хватало, но я не был уверен, что после стрельбы смогу самостоятельно подняться. Стоять на коленях было больно и неудобно, к тому же меня все время тянуло согнуться вправо и потереть больное место. Боль добавляла злости, а злость мешала целиться. Но я не промазал. Первый выстрел достался тому, кто стоял над Энни. Он схватился за живот, скрючился и, шатаясь, отступил от нее. Второму я попал в грудь, он рухнул на спину, широко раскинув руки, и его шляпа покатилась по земле. В это время первый еще стоял на ногах и силился вскинуть револьвер. Я выстрелил в него еще раз, и он опустился на колени. Он сгибался и разгибался, выкрикивая короткие ругательства, изо рта у него летели брызги крови и пена. Его рука все-таки поднялась в мою сторону, но я успел четвертым выстрелом попасть в лоб. Он опрокинулся набок и, наконец, затих.
Пока я стрелял, Энни подобрала шляпу и, извиваясь, как ящерица, быстро-быстро подползла ко мне и спряталась за спиной.
Я не торопился вставать и показываться из-за куста.
— Сколько их? — шепнул я.
— Есть еще двое, — почти беззвучно произнесла она. — Поскакали за Джудом. Они скоро вернутся.
— Вряд ли.
— У него быстрый конь. Они не догонят его. И вернутся, — упрямо повторила она чуть громче.
До нас донеслись выстрелы — один, второй и, после паузы, третий. Все были сделаны из одного и того же оружия. Это была не перестрелка, а расстрел. Я встал, тяжело опираясь на карабин, как старик на клюку.
— Они не вернутся, потому что они его догнали, — сказал я. — Пойду, покажусь ему, чтобы не беспокоился.
Редкий охотник способен удержаться от преследования убегающей добычи. На этой человеческой слабости и сыграл сейчас хитрый команчеро. Он не стал вступать в бой с бандитами, пока они прятались в засаде. Но стоило им выскочить на открытое пространство, да еще и вытянуться в цепь, как из охотников они превратились в дичь. Ему оставалось только подыскать подходящее место, чтобы неожиданно остановиться и перебить их поодиночке.
Выбравшись на лысый гребень холма, где мой Бронко как ни в чем не бывало выщипывал последние чахлые травинки, я огляделся и помахал своей шляпой, хотя вокруг не было видно ни души. Если, конечно, не считать двух лошадей, которые растерянно стояли вдалеке, над телами своих хозяев, невидимых в густой траве.
— Давай, вылезай на свет! — крикнул я. — Для тебя есть работа!
— Какая еще работа?
Он оказался быстрее, чем я ожидал, — его голова выглянула из-за куста в двадцати шагах от меня.
— Коробки собирать, — сказал я, смеясь и задыхаясь от боли в боку. — Они разбросали наши драгоценные коробки!
Снизу донеслось ворчание Энни:
— Без вас управлюсь, работнички…
Она хорошо держалась. Правда, ей понадобилось на пару минут скрыться за кустами, чтобы поправить кое-какие детали одежды.
Мне приходилось видеть, как ведут себя люди перед лицом смертельной опасности. И должен признать, что почти все держатся достойно, хотя бы поначалу. Гораздо тяжелее сохранить достоинство, когда опасность миновала. Страх, загнанный гордостью в глубину сознания, вырывается наружу, как пружина из сломавшегося механизма. И часто вырывается вместе со всем, что ему попадается на пути. Помню, как меня самого, например, вырвало, когда я впервые зарезал человека. Перед этим мы с ним минуты две возились в зловонной болотной жиже, и его нож был длиннее, мне было страшно, однако мой желудок вел себя достойно. Но, когда я наклонился, чтобы отмыть руки от его черной крови, меня вывернуло наизнанку, и кажется, я утопил в этом болоте даже косточки тех вишен, которые глотал в детстве. А некоторые достойные бойцы признавались, что страдают поносом после каждого боя, поэтому в бой лучше идти натощак.
Не знаю, каким способом Энни справилась со своими чувствами, но из-за кустов она появилась побледневшая и усталая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87